– Все будут гадать, где вы, сир, – сказал Бине и подмигнул мне.

Король вновь подъезжает ко мне, тянется к моей руке, зеленые замшевые охотничьи перчатки мягкие, как мох. Он подносит мою руку в розовой перчатке к своим губам, и я вижу, как он вдыхает аромат розового масла, которым я натерла кожу.

– Рад знакомству, мадам. Надеюсь, мы вскоре встретимся. – Он не отпускает мою руку, и мы смотрим друг на друга, держась за руки, как маленькие дети.

– Взаимно, сир. – Я едва могу дышать или моргать. Между нами возникло понимание или мне это лишь показалось?

Потом он отпускает мою руку, забрав при этом мое сердце, и скачет прочь. На полянку выскакивают еще два всадника, за ними – почуявшие кровь псы. Эти двое кричат остальным охотникам.

Гвоздика тихонько ржет, ей хочется ускакать, но я застыла на месте, как будто завороженная. Внутри у меня все дрожит, и хотя мне хочется выбраться из экипажа и прыгать от радости, я боюсь, что из-за переполняющих меня эмоций ноги мои подкосятся. «Надеюсь, мы вскоре встретимся», – сказал он. Я закрываю лицо руками, ловлю ртом воздух, чтобы можно было дышать полной грудью. Как же долго я этого ждала, с каким нетерпением…

Вскоре сумерки сгущаются и я неохотно возвращаюсь назад, в Этиоль. Я запомню этот день, каждую мелочь, каждую минуту своих ощущений навсегда, даже если… даже если больше никогда его не увижу.

Но даже мысль об этом невыносима.

* * *

На следующий день прибыл силок с зайцами, их маленькие лапки были перевязаны широкой алой лентой; к ним прилагалась короткая записка: «Примите комплимент от короля», а внизу закорючка под формальными словами – его подпись? Я провела лентой между ладонями, понюхала шелковый моток, снова и снова перечитала записку. Думал ли он обо мне, когда подписывал ее?

Повар потушил зайчатину с луком, а я заперла ленту и записку в маленькую шкатулку. Первый подарок от короля. Но я была уверена, что не последний.

Мама ликует, а дядюшка Норман связывается с Бине и другими своими знакомыми в Версале, пытаясь узнать, говорил ли обо мне король.

Только Шарль не разделяет нашей радости. Однажды он застает меня мечтающей у окна, когда я мну красную ленту в руке. Я улыбаюсь ему, пытаясь скрыть раздражение; Норман пообещал, что вскоре он вернется в Бретань.

– Ты совсем потеряла голову, глупышка. – Мне не нравится, когда муж называет меня глупой. Я намного умнее его и уж точно более образованная. – Он присылает такие подарки всем, с кем здоровается. Неужели ты полагаешь, что он сам выбирал тебе ленту? Неужели ты думаешь, что он сам выбрал забойных зайцев, то есть отборных зайцев, и собственными руками их связал? – Как всегда, когда он пьян, Шарль путает слова.

– Дорогой, ревность вам не к лицу.

– Я не ревную! – взрывается Шарль. – Я просто устал от этих бесконечных разговоров о короле.

– Тогда я больше не буду о нем говорить, если пожелаете, – поджимаю я губы.

Он опускается в кресло и тщетно пытается ослабить шейный платок.

– Ренетта, когда вы уже выбросите из головы эти детские фантазии?

– Это не фантазии. – С самого начала я была с Шарлем предельно честна. Я никогда не изменю ему, если только с самим королем. Моему супругу прекрасно известно и о цыганке, и о предсказании, и обо всех моих надеждах.

Неожиданно в нем просыпается более несговорчивый и мелкий человек.

– Подобных предсказаний – пруд пруди! – выплевывает он. – Неужели она должна была нагадать вам, что вы выйдете замуж за продавца рыбы?

Я недоуменно смотрю на супруга.

– Или такого никчемного графа, как я?

Впервые со мной так грубо разговаривают.

– Я вижу, вы считаете меня дурой, – сухо уточняю я.

– Да, считаю. Вы просто флупая женщина, то есть, я хотел сказать, глупая женщина, заблудшая овца. С этого дня я буду звать вас Жанной. Или Жанеттой, подходящее имя для такой простушки, как вы. Как угодно, только не этим идиотским, глупым именем Ренетта. Я с этим никогда не смирюсь.

Несмотря на его грубость и злые слова, я смягчаюсь. От него я всегда видела только добро, а быть таким никчемным, как он, вероятно, очень трудно. И у меня были для него новости. Я не сразу сказала ему, опасаясь, что он запретит мне ездить верхом, но теперь цель моя достигнута, а эта новость сегодня удержит его подальше от моего ложа.

Я заламываю руки:

– Дорогой, хватит разговоров, которые вас печалят. У меня для вас чудесные новости. – Я шепотом произнесла слова, которые сделают его счастливым: – Вы скоро станете отцом.

Свои собственные ощущения мне описать непросто.

Я уже на последних месяцах беременности, сижу, вяжу, плету – высиживаю потомство и чувствую, как будто жизнь проходит мимо. Мне уже двадцать два, и я сижу в своем имении – еще никогда я не была так далека от короля. Со времени нашей встречи в прошлом году из Версаля никаких известий. Норман разговаривал с Бине и с месье Лебелем, камердинером короля, но тем нечего было рассказать – король ни разу не спрашивал обо мне. Еще мы узнали, что Марианна, герцогиня де Шатору, запретила упоминать мое имя и даже наступила на ногу герцогине де Шеврёз, прямо на больную мозоль, когда та упомянула обо мне. Вот и все.

Норман настроен оптимистично; он настаивает на том, что зерна брошены в землю, а теперь нам остается только поливать. Я мрачно думаю: «Поливать! Но под моими ногами какая-то бесплодная пустошь!»

Сейчас король отправился на войну, этой осенью охотиться некому и не будет возможности повидаться с ним, а ему не представится случай взять мои ладони в свои и пообещать, что мы еще встретимся. Может быть, в следующем году, но тогда я стану еще на год старше. Еще один безрадостный, печальный год. Неужели мечте конец и я окончательно упустила свой шанс? Неужели я достигла пика своего счастья?

«Глупая женщина!» – сказал мой супруг. Глупая… Наверное, так и есть. Разве не глупость поверить той цыганке? Разве не глупость поверить, что я предназначена для самого короля?

Моя малышка Александрин родилась в начале августа, но рождение дочери ненадолго подняло мне настроение. Вскоре ее отсылают к кормилице. Когда у меня есть силы, я хожу навестить ее через лес в деревушку, где она сейчас живет. Больше я не предаюсь мечтам и даже не задерживаюсь на опушке, где мы повстречались с королем.

Король сейчас далеко, в Меце, смертельно болен. Я молюсь за него денно и нощно и всем сердцем желаю ему выздоровления. Когда король начал выздоравливать, священники с амвонов всех церквей Франции зачитывают его покаяние: он отрекся от своей любовницы, признался во всех своих грехах и теперь намерен жить честно с королевой. Я позволяю себе дышать и надеяться. Марианны больше нет. Проклятая женщина, которая имела все, чего я так страстно желаю.