Он вздохнул, потому что его своенравное тело не хотело сдаваться, несмотря на обжигающую струю холодной воды. Теперь у него оставался только один способ обрести покой — снова заполучить Джамилю в постель и утолить свою страсть. И утолить ее страсть, потому что их влечение друг к другу было нестерпимым. И будь оно проклято, это прошлое! Если он пробудет здесь месяц и не прикоснется к ней, он просто сойдет с ума.

Все аргументы об эмоциональном покое Джамили и спасении его души потеряли всякий смысл перед лицом страсти. То, как она держала себя с ним, не оставляло сомнений, что она больше не испуганная и наивная девственница — это приободрило его. И хотя внутренний голос шептал ему, что эту перемену сотворил с ней именно он, Салман не обращал на него внимания. Однако он все же задумался на минуту: «Черт возьми, она же была девственницей!» Он был уверен тогда, что у нее есть хоть немного опыта, и все еще помнил свой шок, когда осознал, что это не так. А потом она хрипло стонала и просила его не останавливаться. Она была так прекрасна. Он не мог остановиться — он всего лишь человек…

Он сжал губы. Она сказала ему, что имела любовников и что тот шок, который был у нее в Париже, — все лишь обычная привязанность к первому мужчине. Эта мысль должна была бы успокоить его, но он не успокоился.

Он резко выключил кран и вышел из душа. Тщательно вытираясь, он думал о том, что, даже если наказанием за это будет вечный ад, он и тогда не откажется от мысли снова оказаться в постели с Джамилей. Он надел чистую одежду и постарался забыть на время о Джамиле. У него было о чем подумать. Например, о том, действительно ли все его гости выдворены. Он всегда забывал о своих кошмарах, наблюдая за тем, как другие полностью растворяются в блаженной нирване. Впервые за много лет это не сработало.

— Я извинился перед Ханной и Хишамом.

Джамиля собрала все силы, прежде чем оторвать взгляд от чемодана, который она распаковывала в одном из гостевых сьютов. Она не хотела, чтобы Салман так быстро узнал, что ей пришлось уступить мольбам Ханны и главного советника Надима и перебраться в замок. Наконец она глубоко вдохнула и повернулась. Салман, в белой рубашке и темных брюках, лениво прислонился к двери.

— Я знаю, — холодно ответила Джамиля, стараясь не поддаваться предательскому зову своего тела. У нее был долгий тяжелый день после того памятного утра, и она чувствовала себя очень уставшей.

Он, конечно, легко завоевал расположение Ханны. Рассказывая, как искренне Салман извинялся и как он раскаивается, экономка смущенно краснела.

— Стало быть, тебя послали нянчиться со мной? — насмешливо спросил он. — А ты будешь меня наказывать за плохое поведение?

Судя по его голосу, он ни в чем не раскаивался. Она посмотрела в его глаза и тут же пожалела об этом, потому что ее потянуло в этот темный омут и бабочки запорхали в животе. Салман обладал уникальной способностью проникать в самые глубины ее души и выворачивать ее наизнанку. У него всегда была эта способность.

— Меня попросили пожить здесь, — сказала она ледяным голосом. — Вот так. Надима и Изольды нет, а в замке полно дел. Ты же не собираешься их делать.

Искра вспыхнула в его глазах, но тут же погасла, и Джамиля не понимала, почему ей так плохо.

— Вот оно как. — Он насмешливо улыбнулся. — Я лишился репутации блудного брата, за которым нужен глаз да глаз?

— Вроде того, — холодно ответила Джамиля, а потом вдруг, неожиданно для самой себя, спросила: — Зачем ты сюда приехал?

Глаза Салмана опасно загорелись.

— Я скажу тебе, если ты поужинаешь со мной сегодня.

Начинается. И хотя ей снова стало жарко от его взгляда, Джамиля вся сжалась от боли и твердо произнесла:

— Я не собираюсь развлекать тебя в отсутствие твоих мерзких друзей.

Она подошла к двери и попыталась закрыть ее. Это было непросто из-за Салмана. К счастью, он сделал шаг назад, однако до того, как дверь захлопнулась, он задержал ее и сказал:

— Я пробуду здесь несколько недель. Ты не сможешь все время избегать меня, особенно сейчас, когда мы живем под одной крышей.

Джамиля усмехнулась:

— Замок большой, Салман. Здесь можно армию разместить. Чтобы встретиться, нужно очень постараться, а я не собираюсь стараться. А теперь, знаешь, я очень устала. У меня был тяжелый день, и я хочу спать.

К ее огромному сожалению, она все еще не могла закрыть дверь. Она подняла глаза на Салмана. Он побрился. Его подбородок был смуглым и гладким. Его мужской запах дразнил ее — он был одним из немногих мужчин, от которых не разило одеколоном.

— Все это вранье, Джамиля. Мы кое-что не закончили.

Ей стало страшно: она понимала, что не сможет противостоять ему, если он вдруг снова решит соблазнить ее — не важно, от скуки или из любопытства.

— Мы давным-давно закончили все наши дела с тобой, Салман. И чем быстрее ты это поймешь, тем лучше. И кстати, мне наплевать, что это твой дом и что ты правитель. Так что держись подальше от меня.

Салман стоял на балконе своего сьюта и смотрел на ночной Мерказад. Город был небольшим, но очень красивым. Древние здания соседствовали с новыми, и повсюду возвышались освещенные минареты. Много-много лет назад, до вооруженного вторжения, он любил смотреть на ночной город и мечтать о том, о чем мечтает каждый ребенок, — об огромном неведомом мире, который прячется за горизонтом. А потом, после заточения, город превратился в тюрьму, из которой нужно было бежать во что бы то ни стало…

Он ждал, что к горлу вот-вот подступит тошнота, как подступала всегда, когда он смотрел отсюда на Мерказад. Однако вместо неизбежного приступа чувствовал лишь умиротворение, словно что-то изменилось и этот город больше не угрожал ему, как раньше.

Салман думал о Джамиле, о том, как красива она была сегодня — с распущенными черными как ночь волосами, падавшими на плечи и спину. Она выглядела усталой — глубокие тени залегли под большими голубыми глазами. И эта уязвимость вызывала в нем такое желание схватить ее и унести куда-нибудь далеко-далеко, где есть только усыпанное звездами небо, положить ее там и укрыть своим телом. Стоп. Он просто хочет ее тело. Точка. Он не хочет защищать ее.

Однако однажды ему пришлось… Ему было двенадцать, а ей всего лишь шесть, когда ей удалось пробудить в нем желание защитить ее. Он помнил этот момент так ясно, как будто это было вчера. Они стояли у могилы ее родителей. Она молчала и казалась очень сильной. Никогда и ни с кем у него не было такого чувства близости.

Внезапно Салман понял — то, что он так спокоен сейчас, как-то связано с Джамилей, и от этой мысли ему стало гораздо хуже, чем от какого бы то ни было вида.

* * *

Прошло два дня. Джамиля долго не могла заснуть и думала о том, что, может, ей станет лучше, если она будет видеть Салмана каждый день. Может, тогда она привыкнет к его присутствию? Ее внутренний голос насмешливо расхохотался. На самом деле нужно срочно что-то делать. Она не могла сосредоточиться на работе, вздрагивала от каждого шороха — она превратилась в неврастеничку.