— Микаэль эль-Хаким и ты, Антар! Султан Сулейман, господин мой и повелитель, решил, что Аллах не позволит нам взять Вену. Завтра мы сворачиваем лагерь и уходим отсюда. Я с пятидесятитысячным отрядом спаги двинусь в арьергарде — чтобы охранять тылы нашей армии во время возвращения в Буду.

— Аллах велик — и так далее, — выдохнул я с нескрываемым облегчением. — Пусть же ангелы Его Джабраил и Микаил заслоняют нас во время нашего отступления своими огненными крыльями! Глубок ум султана и безмерна мудрость его!

— Что за глупости ты несешь? О каком отступлении болтаешь?! — в страшном негодовании воскликнул сераскер. — Даже случайно не должно это слово срываться с уст твоих! Знай, что я повелю высечь каждого, кто осмелится исказить правду о нашей великой победе над неверными. Игра еще не закончена, Микаэль эль-Хаким! И если будет на то воля Аллаха, я брошу покоренную Вену к ногам султана.

— О Аллах, но как ты сможешь это сделать? — изумленно спросил я.

— Я пошлю в Вену вас с братом, — ответил великий визирь, мгновенно пронзив меня взглядом своих горящих глаз; зубы сераскера сверкнули в мрачной усмешке, когда он продолжил с угрозой: — И если вам дорога жизнь, то не советую вам возвращаться, не сделав всего, что нужно, ибо я предоставляю вам исключительную возможность послужить исламу!

Я подумал, что великий визирь шутит — или же те трудности, с которыми он столкнулся в походе, свели его с ума. И я мягко проговорил:

— Благородный сераскер! Я понимаю, что ты весьма высоко ценишь мои способности и отвагу брата моего Антара! Но как сможем мы вдвоем взять город, который не сумели покорить двести тысяч человек и сто тысяч верблюдов?

У Антти, видимо, тоже возникли кое-какие сомнения, и он, поколебавшись, сказал:

— Я, конечно, мужик крепкий, и за кубком вина меня часто сравнивали в христианских кабаках с Самсоном, хоть сам я вовсе не думал тягаться со святыми людьми из Писания. Самсон этот разрушил вроде бы стены Иерихона[9], оглушительно дудя в трубу, но как солдат я знаю, что, рассказывая о таких вещах, люди всегда преувеличивают; впрочем, упаси меня Аллах и Пророк Его сомневаться в том, о чем четко и ясно говорится в Библии. Но у меня-то нет такой трубы! Так что благодарю покорно — но увы! Придется тебе подыскать для такого славного дела, как завоевание Вены, какого-нибудь более достойного человека.

Великий визирь ответил с усмешкой:

— В Вене вы будете вовсе не одни. Среди пленных я присмотрел и подкупил десяток немцев, которых собираюсь снабдить изрядным количеством золота и заслать в город с той же целью, что и вас. Вам тоже придется переодеться немецкими ландскнехтами, смешаться с пленниками, бежать из-под стражи и попытаться проникнуть в Вену. А на третью ночь, считая с этой, вы — в знак того, что у вас все получилось, — должны поджечь город и открыть крепостные ворота, чтобы мои спаги, пользуясь всеобщим замешательством, могли ворваться в Вену. До тех пор я со своим отрядом буду держаться неподалеку. Если же я не увижу зарева пожаров, то покорюсь воле Аллаха и двинусь вслед за султаном. Надеюсь, когда-нибудь встретиться в раю с тобой и отважным братом твоим Антаром...

Он замолчал, чтобы перевести дух, и тут же продолжил:

— Я не слишком-то доверяю немцам, которых подкупил. Но в вас обоих ничуть не сомневаюсь, а потому пошлю вас к одному надежному еврею по имени Аарон, который уже не раз оказывал мне важные услуги. Он наверняка поможет вам, как только увидит у вас мой перстень и поймет, что вы — мои люди.

С этими словами великий визирь снял с пальца перстень с таким чистым и прозрачным бриллиантом, что во все стороны брызнули голубые искры, когда на камень упал свет. Ибрагим протянул мне кольцо и проговорил:

— Аарон не поможет вам делом, но всегда даст хороший совет, а в случае необходимости спрячет вас у себя. Можете сказать ему, что позже я с удовольствием выкуплю у него этот перстень за две тысячи дукатов. Мои слуги дадут вам немецкую одежду и отведут вас к пленникам. До восхода солнца вы должны бежать... Так идите же — и да поможет вам Аллах. Если вам повезет остаться в живых и мы встретимся с вами на пепелищах и руинах Вены, то можете не сомневаться — я осыплю вас своими милостями!

Тут мы с Антти отчаянно замахали руками и стали твердить, что если великий визирь хочет потерять двух своих верных слуг, то пусть уж лучше сразу прикажет отрубить нам головы. У него же хватило ума понять, что казнь наша не принесет ему никакой пользы, и после получаса бесплодных уговоров сераскер наконец заявил:

— Что ж, хорошо! Будь по-вашему! Но как вы думаете, почему я, нарушая все законы ислама, позволил вам до сих пор избежать обрезания? Но раз вы не желаете браться за дело, для которого вам может пригодиться сходство с христианами, я — как и всякий правоверный мусульманин — обязан исполнить свой долг и повелеть, чтобы вас немедленно обрезали!

Он хлопнул в ладоши и послал стражника за лекарем.

И не успели мы с Антти испуганно переглянуться, как тот уже вошел в шатер и тут же принялся готовить необходимые инструменты. Жуткий скрежет ножа о точильный камень нагнал на нас такого страха, что Антти, переступив пару раз с ноги на ногу, смущенно произнес:

— Уж лучше я, пожалуй, отправлюсь в Вену и погибну там во славу ислама, чем соглашусь перенести эту операцию. Прошу только, чтобы ко мне никогда больше с этим не приставали и чтобы все части моего тела были в целости и сохранности, даже если мне и не удастся выполнить приказа великого визиря, но я все-таки сумею унести из Вены ноги и каким-нибудь чудом доберусь до мусульманских земель. Ибо хоть в сердце я — и добрый мусульманин, но все равно не могу поверить, что у Аллаха на Страшном суде не найдется других дел, как только заглядывать людям в штаны...

Я перебил Антти и поспешно заявил, что желаю разделить судьбу своего брата, что же касается обрезания, то я пройду через сей обряд по собственной воле — тогда, когда почувствую, что готов к этому.

Великий визирь отослал разочарованного лекаря