– А это там не Вагин? – Берзин кивнул головой наверх, где с моста сыпалась яркими искрами окалина во время сварки.

– Вагин? – удивился прораб. – Нет, это Бирюков. Слушайте. Давайте я вам… – Акимов закрутил головой и позвал одного из рабочих: – Боря, Лужников, подойди!

Берзин замер на месте и непроизвольно выпустил из рук Василия. Походка этого рабочего была очень похожа на походку вразвалочку того человека, что целовался с женщиной возле поддонов. Стройный, высокий, довольно симпатичный молодой мужчина. Портила его почти интеллигентную внешность неопрятная небритость на лице и… темные волосы, которые нуждались в стрижке.

– Борь, будь другом, сходи с Игорем Ивановичем к нему в модуль. У него там с замком что-то на входной двери. Разберись. Если сварка нужна, скажи. Или, может быть, замок поменять.

– Пойдемте, глянем, что у вас там стряслось, – весело пожал плечами Лужников. – Починим. Железо всегда починить можно. Это вам не человек!

– Ты здешний? – поинтересовался Берзин, изображая неосведомленность. – С Крыма или краснодарский?

– Не, я с Волги, – засмеялся Лужников. – Из Саратовской области. Осторожно!

Борис потянул Берзина за рукав, уводя к леерам ограждения. Мимо проезжали несколько пустых грузовиков. Кто-то из водителей посигналил, Лужников махнул в ответ рукой. Справа на мосту с грохотом заработал кран, и говорить стало совсем невозможно. Работа на мосту кипела. Почти все надвижки секций автодорожного моста до фарватера сделали. Встал бетон на опорах, и теперь укладывали секции моста железнодорожного. В Тамани уже начали асфальтировать дорожное полотно.

Проект был уникальным, это Берзин понял, даже не будучи инженером, а окунувшись в строительную кухню. Он видел, как несколько раз возникали трудности, которые не учли проектом, и решение принимали почти на самом мосту. Потом его дорабатывали на материке в НИИ, тут же составляли проект, готовили спецификации, делали заказы производственным предприятиям. Кажется, вся проектная документация моста за время строительства выросла на целый том.

Самым сложным был участок фарватера. Многое не удалось предусмотреть в проекте, изобретали чуть ли не на колене. Берзин понимал, какие сильные инженерные кадры собрали здесь, как многому научились здесь молодые специалисты. Арки моста для фарватера оказались тяжелее, чем проектировалось. И пришлось пересчитывать плавучие платформы, делать усиление в местах примыкания арок к пролетам моста. Самое интересное, что никто из специалистов не мог ответить на вопрос, какое место у моста самое уязвимое. Где его можно, например, попробовать взорвать, чтобы повредить так основательно, что это заставит прекратить всякое по нему движение. Запас прочности был просто колоссальный. И не потому, что проектировщики перестраховывались на случай проведения диверсий. Нет, сложными предполагались условия эксплуатации моста. Зимние шторма, волноприбойное и ветровое воздействие, учитывая высокую парусность конструкций.

А еще рядом был Крым. И землетрясения здесь были нередки. Как рассказывали Берзину, в 1927 году произошло два самых сильных в истории XX века землетрясения в Крыму. Два толчка мощностью 7 и 8 баллов разрушили около 70 процентов всех зданий на полуострове. С такого рода катаклизмами считаться пришлось тоже. Мост, как говорили проектировщики, способен устоять при землетрясении силой 9 баллов. Какие уж тут мины и бомбы. Взрывная диверсия здесь не актуальна. Так что могут сделать диверсанты?

Этот вопрос беспокоил Берзина, беспокоил его начальство. Беспокоиться нужно было не по поводу возможного уничтожения моста или его части. Это не только невозможно, но и невыполнимо при той системе охраны, которая существует на настоящий момент. Нет, диверсия будет иметь иной смысл, если ее допустить. Подрыв не столько моста как такового, сколько подрыв авторитета России, которая якобы не смогла справиться с задачей. Якобы Россия не потянула этот проект. И сразу станут называть тысячи причин и обливать грязью и страну и… Не мосту намереваются нанести ущерб, а стране. Возможные диверсанты сделают то, что вызовет скандал, а его уже потом власти Украины раздуют до величины скандала международного. Точнее, руками украинских властей это сделают их заокеанские спонсоры.

Берзин за все время его работы на мосту под видом представителя НИИ охраны труда видел и сам читал множество негативных вбросов, призванных очернить проект, составить у читателей ложное впечатление о происходящем. Иными словами, вбросы были ложными от начала и до конца. Там были сведения о том, что мост уже рушится, еще не будучи достроенным до конца, что Россия останавливает проект, потому что не хватает ресурсов, не хватает научного обоснования и расчетов. Многие наснимали роликов про каких-то странных рабочих, которым на мосту якобы не платят зарплату и они вынуждены пешком добираться домой в другие области. Бред полный, но у слабо информированных слоев населения многих стран может возникнуть ложное представление о происходящем. А возможная диверсия вообще может перевернуть в сознании оглупленного антироссийской пропагандой обывателя многое.

И Берзину очень не хотелось, чтобы вот этот молодой красавец мужчина, хороший специалист, мог оказаться купленным украинскими радикалами. Тем не менее он был уверен процентов на 90, что именно Борис Лужников целовался с неизвестной женщиной в тот вечер на техническом мосту возле поддонов, где и был найден нож. А потом они поспешно ушли, когда заподозрили, что рядом люди. Почему? Что за стеснение у взрослых людей? Причины Берзин видел две. Первая: кто-то из них не хотел, чтобы их видели на этом месте, потому что они пришли именно за ножом как уликой. Второе: женщина была замужем и боялась компрометации.

– А ты один сюда завербовался, или вы целой бригадой приехали? – снова стал расспрашивать Берзин, когда рядом стало потише.

Лужников оказался мужиком словоохотливым. Он рассказал и про свою семью, и про Вагина с Губарем, с которыми работал в одной организации. Рассказал, как Вагина долго не хотели отпускать в длительный отпуск за свой счет. Он ведь честно признался, для чего ему нужен отпуск, что хочет завербоваться на строительство Крымского моста. Но Николай Васильевич мужик упертый, он кого хочешь дожмет, а своего добьется. А Стасик Губарь оказался племянником Василича. Паренек он неплохой, но только слишком уж увлекающийся, не отличающийся какими-то постоянствами даже в характере, не то что в работе или хобби. Да и какие у него хобби! С пацанами с пивом вечера у подъезда коротать да ржать на всю улицу. Вот родители и решили его приучить к мужской профессии, чтобы научился руками что-то делать, специальность какую-нибудь освоил.

– Слушай, волжанин, – поторопился свернуть разговор в нужное русло Берзин, потому что до его служебного модуля оставалось идти минуты три. – Ты, наверное, тут без рыбалки скучаешь? Или балуешься иногда с удочкой?

– Да где тут ловить, – махнул сокрушенно рукой Лужников. – Здесь у опор моста всю рыбу на годы вперед распугали. Еще когда бетонные работы велись, когда опоры заливали. Вот те участки, которые там, в середине острова, тем легче. Там же поселок рыбачий есть, турбаза старая, лодки. А здесь, и на южной части острова, узко, шумно. От берега за рыбой отходить надо метров на двести, триста. Так что без лодки никак.