Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Обычно Инесса Михайловна имела задорный характер. Уроки с ней проходили весело. Но в этот раз все было немного иначе. Мы даже не успели рассесться по местам, как она начала:
– Признайтесь, вы обижаете Сашу? – с небольшой грустью в голосе спросила она. Инесса Михайловна была женщиной немного сентиментальной. Думаю, ей искренне представлялось, что мы – дружный класс; и новость, будь то мы обижаем кого-то, могла серьезно ее ранить.
– А это кто? – выкрикнул один парнишка ради шутки, не понимая всей серьезности ситуации. С дальних парт тут же последовал гогот.
Инесса Михайловна промолчала.
– Почему вы так решили? – спросил кто-то.
– Подозреваю… Три недели ребенок в школу снова не ходит. Когда я его в последний раз видела, он сидел один-одинешенек в сторонке, пока вы разговаривали друг с другом. Он изгой у вас?
– Да никто его не обижает! – вмешалась Даша, – Он сам садится один, че это мы виноваты-то.
– Не всем людям легко социализироваться… Ему и так ведь тяжело по жизни пришлось, а еще и никто с ним не разговаривает. Помогите ему, подружитесь, ладно? Предпоследний год вместе…
Речь шла про Сашу Гамбарова. Тихого мальчика с большими черными глазами и родимым бордовым пятном на всю переносицу. Никто его по моей памяти в старших классах не обижал; скорее, на него нисколько не обращали внимания. Он был сам по себе. Самостоятельно придет на уроки, просидит за задними партами, уйдет. До его отсутствия или присутствия никому и дела не было. Был правда один период раньше… Мне стыдно за те дни, мы еще были совсем детьми, а дети, как известно – создания дикие, жестокие. Саша перевелся к нам в пятом классе. Мы сразу же подметили его необычное родимое пятно. Кто-то боялся Гамбарова, а мы смеялись над ним, некоторые дразнили. С возрастом мы, само собой, делать это перестали, но, видимо, из-за неудачного вхождения в коллектив, Саша так и не смог социализироваться и найти достойных друзей среди нас. Насколько мне известно, жил он с бабушкой. Она, естественно, ни в каком случае не смогла быть дать ему надобного воспитания. Слишком уж большой разрыв поколений. Да и контроля над Сашей, думаю, отнюдь не было. Свободный ребенок.
Инесса Михайловна нас отчитала, а после приступила говорить по теме урока. На перемене я невольно услышал разговор нескольких одноклассников:
– Давайте еще пятно как у него нарисуем все на лице. Маркером. Поддержим. – сказал один, и собеседники его посмеялись.
– Еще и мы виноваты… – обиженно добавила Вика.
Попытка Инессы Михайловны сблизить нас с одиноким одноклассником привела к обратному результату. Я не стал дослушивать ребят. Решил прогуляться по школьным коридорам. В одиночестве. У меня в ту пору резко зародилась такая привычка. И сколько бы я не убеждал самого себя в том, что иду слоняться просто так, ради убийства времени, на самом деле, в глубине души, я знал, что истиной целью моей было увидеть Нелю. Только я этого признавать не хотел почему-то.
На третьем этаже, к счастью, детей не обитало. Никто не носился, не сбивал все на своем пути, не кричал… Я шел вдоль холодных зеленых стен, изредка оглядываясь по сторонам. С подоконников на меня посматривали восьмиклассницы и восьмиклассники. Удивительно, но между нами не ощущалось той разницы в возрасте, которая едко проглядывалась, когда я сам был в восьмом классе. В те времена старшаки казались взрослыми. Мы возносили их чуть ли не до статуса Бога. Нам думалось, что они сверхумные, ловкие, что им все дозволено… Во наивные!
Я бродил спокойно по этажам, пока случайно не встретил на лестничном пролете Нелю и Маргариту. Они поднимались на второй этаж, а я стоял на лестнице третьего. Телом я налег на перила, высунулся, дабы хорошо видеть нижний пролет и просвистел. Девушки оглянулись, и я с улыбкой помахал им рукой.
– Привет. – помахали они мне в ответ. Маргарита выдвинулась вперед, как бы показывая готовность говорить со мной.
– Привет, – прокашлялся я, – Репетиция завтра в силе? Вы с какого меня заберете?
– У тебя третьим уроком что стоит? – спросила Марго.
– Обществознание.
Они с Нелей переглянулись.
– Вряд ли мы тебя с общаги отпросим.
– Вместе отпросимся. – уверенно вскрикнул я, – Там несложно будет. У меня хорошие отношения с преподом.
– Ну ладно-ладно. – заулыбалась Марго.
Вскоре я довольный вернулся в кабинет. Сам факт, что я увидел Нелю сделал день мой замечательным.
***
Дома я погладил белую парадную рубашку, пиджак. Приготовил брюки с галстуком-бабочкой, достал из шкафа ремень и до блеска начистил туфли. Я тщательно вымылся, уложил волосы и поставил на тумбочку подле кровати самый дорогой и приятный парфюм из тех, что был у меня. Намарафетился.
Глава 4
Он.
Я был рад вновь почувствовать ее присутствие, ее дыхание, нежные теплые руки, сердцебиение. Мы кружились и, кажется, получалось у нас теперь значительно лучше. Неля свободней разговаривала со мной, а я старался подшучивать над всем, чем только могу, сатирничать. Думаю, уже тогда она начинала осознавать, что нравится мне; но кто его знает.
Сложности начались, когда мы приступили отрабатывать новое движение. Парни синхронно должны были как-то по-особенному подступиться к партнершам. Понятное дело, у всех поначалу получалось вразнобой. Совсем скоро четверо ребят сумели между собой наладить гармонию. Их взяли за эталон, за пример, и мы, остальные, принялись пытаться скоординировать движения под них. По прошествии часа только половина из нас смогла это сделать. Все уже порядком устали, разнервничались, поэтому Марго приняла в тот момент верное решение: объявить двадцатиминутный перерыв. Кто-то тут же пулей вылетел из актового зала, а мы, остальные, оставшиеся, уселись на краю сцены.
Нас было семеро, но принимали участие в разговоре только пятеро (оставшиеся сидели в сторонке в телефонах): я, свесивший ноги со сцены, Марго, лежавшая на постеленной куртке, возле нее Неля, прижавшая колени к груди, Игорек и еще один парень. Он звался Егором. Некогда он тоже играл со мной в одной команде в баскетбол, и был он, к слову, разыгрывающим. Много его хвалили, чаще он сам, впрочем, отмечал себя. На всех общих снимках он становился по центру, стараясь присвоить весь фокус себе. Егор был звездой местного разлива. Вся школа его знала, не побоюсь преувеличить. А портрет его висел на