Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С первых нот и вопреки здравому смыслу, она решила, что волновалась напрасно. И правда разве могла музыка Барда вырваться за пределы их освещенного островка и улететь во враждебное «ничего»? Променять теплоту и доверие их отчужденного «мы» на прохладу и безразличие сущей неправды? И, даже допуская обратное, разве можно было себе вообразить, что хоть какая-то мерзопакостная тень заподозрит в этой гармонии диссонанс и преисполнится подозрений?
Боги, как же она скучала по его игре! Никакой Конклав, никакой Фавр не заставят ее позабыть волшебство этих струн!
Только Бард мог разбудить в ней столько противоречивых чувств – заставить ее печалиться и в то же самое время разглядеть в печали надежду, пуститься в пляс во весь дух и в самом сердце танца вдруг узреть сожаление…
После нескольких знакомых пассажей он заиграл задумчивую мелодию, нежную и решительную одновременно. Как томилась его душа! Как он, должно быть, любил эту незнакомку!
Деспона не знала этот мотив – наверняка он сложил его специально для своей тайной любви.
Для тени.
Для тени, без которой он не мог сформулировать свою просьбу.
Деспона поежилась, и музыка ослабила хватку на ее мыслях.
Подумать только, а ведь за все бесконечные месяцы жизни на Шпиле она так и не успела познакомиться с настоящей тенью! Ни одна из них не задерживалась на одном месте дольше удара сердца, и Десс даже начала сомневаться в их способности к привычной человеку коммуникации.
Или у сильных мира сего были свои методы убеждения неожиданных союзников, или же слухи о практических свойствах теней были сильно преувеличены. Не намеренно ли?
И какой она окажется, эта Бардова тень? Сможет ли она говорить? Как прозвучит ее голос? И не протянет ли эта сумеречная рука ключ к собственному спасению?
Внезапно, музыка стихла.
Десс подняла глаза.
***
Десс потом часто мысленно возвращалась к той секунде и пыталась понять, почему она не раздумывая посмотрела перед собой.
Тени, даже самые самостоятельные, перемещались по стенам и по земле. Они мелькали там, где обитали другие, привычные тени. Они не возникали перед вами посреди ночи и не заглядывали вам в душу.
Деспона просто ощутила чье-то присутствие.
Это было единственное объяснение, которое при этом умудрялось не объяснять ровным счетом ничего.
Почувствовала присутствие? Какая-то мистика.
Возможно, все это было не так уж и важно. Важно было то, что она перед собой увидела.
Это была тень. Это совершенно точно, самым что ни на есть решительным образом была тень. Только не вполне настоящая. Точнее, как раз-таки чересчур настоящая… Точнее…
Тень была необратимо чужой в этом круге искусственного свечения. У нее были густые черные волосы, и легкий ночной ветерок робко тормошил подол ее платья. Ночная гостья смотрела на Барда, и Десс не смогла разглядеть ее лица. Она заметила только, что из-под платья виднелись аккуратные туфельки, тоже черные. Тень куталась в черную шаль.
Бард дрожащими руками отложил лютню. Десс никогда не видела раньше, чтобы он просто так оставлял инструмент без присмотра – ее Бард никогда не пожалел бы секунду-другую на то, чтобы упрятать лютню в футляр.
Он смотрел на тень, как на чудо во плоти. Еще секунду, и менестрель пал бы перед ней на колени.
Но этого не случилось.
Бард встал и, придерживая рукой полу плаща, слегка поклонился.
Беспризорная лютня между тем продолжала украшать собою лавку.
Тень слегка поклонилась Барду в ответ.
Какое странное и официальное приветствие! Так кем же ему была эта женщина?
– Ты пришла, – молвил музыкант, не сводя с гостьи взгляда зачарованных глаз.
– Мне с каждым разом все труднее, – прошептала в ответ тень. Ее голос прозвучал немного виновато. Это был голос молодой женщины, многое пережившей, – мелодичный и мягкий, но начисто лишенный наивности юных лет.
Бард сделал движение к ней навстречу, словно он хотел заключить ее руки в свои, но на полпути он застыл в нерешительности.
Десс заметила, что тень так и не подняла голову после своего сдержанного поклона – она продолжала смотреть в пол перед собой, стягивая шаль своими тонкими пальцами. Она не шелохнулась в ответ на неловкое движение Барда – то ли не заметила, то ли предпочла не заметить.
– Анна, – начал было Бард, жестом приглашая ее сесть. Незаметным плавным движением, тень не позволила его пальцам коснуться своего плеча и грациозно опустилась на лавку.
Десс тихонько ахнула.
У тени не было лица. То, что поначалу показалось Деспоне черной тканью ее одежд, было одним естеством, и этому естеству было сложно назначить цвет. Скорее, то было отсутствие всякого света; зияющая пустота на том месте, где должен был быть человек. Ее безупречно женственный силуэт затмевал слабый свет от часового столба, а ее волосы волновались со всей живостью настоящей прически, но в остальном… Ее как будто не существовало.
– Анна, – Бард опустился на скамью рядом с ней, но тут же вскочил и энергично сигнализировал Деспоне.
– Десс, садись рядом, – позвал он. – Я боюсь, что наш разговор выйдет долгим, а ты уже давно на ногах…
И с чего только он стал таким заботливым?
Десс мешкала.
– Ну же, – позвал Бард, и в его голосе промелькнули нотки отчаяния.
Десс сделала несколько нерешительных шагов, но ноги словно налились свинцом.
Легкое головокружение.
Слабость.
Десс зажмурилась и уперлась ногами в землю, надеясь, что это предотвратит падение, но было уже поздно – баланс ускользнул и девушка опустилась на одно колено.
Краем глаза Десс заметила, что тень вскочила со своего места и сделала какой-то неясный жест.
– Нет, – слабо воскликнул Бард, заламывая руки и не зная, к кому броситься в первую очередь.
Деспона осторожно покачала головой.
– Все в порядке, Бард, я…
– Боишься, – сказала тень.
Что звучало в этом голосе? Грусть? Презрение? Брезгливость? Страх? Как будто бы разом все вместе и сразу ничего. Ей было стыдно за себя или за Деспону? Она чувствовала себя оскорбленной или же виноватой?
Десс подняла взор и посмотрела на тень.
На Анну.
Она будет называть ее именно так.
– Все хорошо, – сказала она еще громче и, сделав неимоверное усилие, встала на ноги.
– Простите мне эту слабость, леди Анна, я иногда страдаю внезапными обмороками. Чувствую, что местный климат мне не совсем подошел, – соврала Десс и, изо всех сил надеясь, что