в одной из знаменитейших пещер с первобытными росписями, в пещере Ласко во Франции. Она прославилась в первую очередь бесчисленными и мастерскими изображениями бизонов. В одном из многочисленных залов этой пещеры есть очень интересное изображение человека. Бизон, рядом лежит человек, причем он, скажем так, в состоянии сексуального возбуждения. Голова этого человека похожа на голову птицы с клювом. Можно предположить, что на лице его какая-то маска. А рядом нарисована палка – посох. И на этой палке сидит птичка. Толкованиям этого изображения несть числа, но предположение о том, что это шаман в состоянии транса, а рядом его посох, на который слетает дух в виде птицы, представляется очень убедительным. И тогда это говорит о какой-то невероятной древности шаманских практик и связанных с ними представлений.

Один – верховный бог в германо-скандинавской мифологии. Всеобщая история. Иллюстрация. 1900 г.

Явные следы ритуалов общения с духами видны у разных народов доколумбовой Америки в оставшихся захоронениях. У древнего народа ольмеков в захоронениях находят зеркала, и совершенно понятно, что это тоже был инструмент общения с духами. Мы знаем о священном напитке сома, который использовался в иранском и в индийском мире. Мы видим множество реликтов магического поведения, связанного с вызыванием духов. Также известно, что в древности у шаманов были, скажем так, близкие «родственники» – кузнецы. Кузнец в местных сообществах тоже всегда считался колдуном, непростым существом, обладающим властью над стихиями: он командует огнем, у него есть вода, которой он может поливать выкованные предметы, воздух в мехах, которыми он раздувает огонь. Да и магия металлов – это совершенно особый, отдельный разговор, и с ней очень тесно связан кузнец. То есть кузнец – явно волшебник, хоть и несколько другой природы, чем шаман. Но и он для выполнения своих задач использует духов. Не могу не вспомнить своего любимейшего литературного героя, вождя зулусов Чаку, и замечательную книгу Эрнеста Риттера «Зулус Чака», в которой описывается, как кузнец для Чаки выковывал короткое копье ассегай, использование которого позже во многом обеспечит Чаке его победы. Кузнец вместе со своими помощниками и с Чакой практически колдовали. Надо было доставить кузнецу разные ингредиенты, причем не руду металла, а, например, жир, и лучше всего человеческий. И после всей этой магии из джунглей выехал на гиене некий дух, который обеспечил невероятную эффективность выкованного оружия. То есть совершенно ясно, что кузнец тоже заклинал духов. Когда кузнец Вакула ловит черта и черт переносит его в Петербург, чтобы добыть царские черевички, то в какой-то далекой-далекой перспективе здесь виднеются шаманские полеты, потому что духи тоже помогают шаману подняться в небо, спуститься под землю, перенестись за много километров. Это тоже древние шаманские практики.

Вождь демонов Равана из индийской мифологии. Тамил Наду. Индия

Римская фреска, изображающая менаду (вакханку) в шелковом платье. Помпеи. I век н. э.

Двигаясь от первобытной архаики ближе к нашему времени, мы обнаруживаем явные следы шаманизма в, казалось бы, совершенно далеких от этих представлений культурах. Безусловно, великим шаманом был скандинавский бог Один, о котором подробнее говорится в лекции о скандинавских богах. Как он получил свою мудрость? Он приколол себя копьем к священному дереву Иггдрасиль, то есть перенес страдания, терзания. Само дерево Иггдрасиль – это мировая ось, на которой располагается и держится мир. Провисев девять дней на этой оси, Один приобрел великую мудрость. Он сумел раздобыть мед поэзии, для чего тоже прибегал к разного рода волшебству и превращениям. Чтобы удрать с похищенным, он превратился в орла и унес этот мед в клюве.

А на другом конце мира, в Индии, перед нами предстает вождь демонов Равана – жуткий, мрачный десятиглавый злодей, действующий в разных мифах и похищающий красавицу Ситу в поэме «Рамаяна». Равана десять тысяч лет предавался аскезе, стоя на голове посреди пяти костров и дыша дымом. И он, естественно, приобрел огромную магическую силу. Еще в индийской мифологии существует некий внутренний жар, который называется «тапас» и присущ многим великим божествам и йогам. И это, конечно, сразу напоминает нам о том жаре, который должен излучать всякий заслуживающий внимания шаман. И те йоги, святые, подвижники, которые приобрели этот жар, обретали одновременно и способность летать, и преображаться в животных, то есть, в общем, стали шаманами.

Апполон Ликейский. Римская копия (имперская эпоха) с греческого оригинала. I в до н. э. Лувр

Древняя Греция в наших представлениях совсем не ассоциируется с шаманизмом. Это же царство светлого разума, рациональной уверенности, гармонии. Мраморные храмы, безупречные статуи – вот она, прекрасная, чудесная Греция. Во всяком случае, такой ее воспринимали, скажем, до конца XIX века. Но XX век вдруг обнаружил в Греции невероятную темную изнанку, иррациональную, кровавую, жестокую. Британский исследователь античности Эрик Доддс написал книгу «Греки и иррациональное», где целая глава посвящена греческим шаманам[9].

Действительно, если мы думаем об экстатических культах и практиках, мы сразу вспоминаем дионисийство, элевсинские мистерии, вакханок, которые кружатся, раздирая себе тело острыми тирсами, опьяняют себя вином, одурманивают странной музыкой и ощущают присутствие божества в себе. Но Мирча Элиаде пишет о несколько иной природе вакхического экстаза[10]. Вакханки не вступают в контакт с духами, – они как бы сливаются с божеством. Это явление близкое шаманизму, но несколько отличающееся. Зато Эрик Доддс нашел в греческой культуре очень интересные следы шаманизма. Его теория следующая: примерно в то время, когда в VI–V веках до н. э. греческая культура вступила в контакт с фракийцами, жившими на севере Балкан, со скифами, жившими в северном Причерноморье, в греческой культуре появляются рассказы о людях, как-то на удивление напоминающих шаманов. И здесь стоит отметить несколько важных моментов. Во-первых, очень многие из этих людей связаны с богом Аполлоном. Наше представление об Аполлоне: он на кифаре играет, он предводитель муз, покровитель искусств, воплощение гармонии, ясности и культуры (такой его образ, заметим, во многом сформирован рассуждениями Ницше о природе искусства). Но не забудем, что Аполлон – также и беспощадный стреловержец. Мы уже упоминали, что образ стрелы очень сильно связан с шаманами. У Аполлона много разных обличий, и одно из этих обличий – это Аполлон Ликейский[11], что также можно понимать как Аполлон Волчий. То есть, вполне возможно, когда-то он воспринимался как волк, – и это совсем не похоже на светлого, рационального и безмятежно музицирующего бога.

Доддс также приводит историю о