— Я не пил, — терпеливо объяснил я, — а загорал на пляже, где вы и пощекотали меня скребком.

— Я вас пощекотала? — возмутилась дворник.

— Ну да. Пощекотали мне спину. Пять минут назад.

В доме напротив стали открывать форточки.

— Где это было? Что вы мелете? — спросила дворник, заметно убавив громкость.

— Как где? — заорал я. — У меня в комнате, когда я спал!

— Тише! — зашипела дворник. — Не кричите, ради бога, на всю улицу.

— А вы не скоблите на весь квартал! — кричал я. — Люди спят, отдыхают на различных побережьях, пускай даже во сне. Не отвлекайте их, незачем щекотать им спины, бока и подмышки!

В доме напротив продолжали открываться форточки.

— Какие подмышки? — испуганно прошептала дворник. — Прекратите. Люди и впрямь что подумают.

— У меня действительно фигурировали не подмышки! — крикнул я. — У меня была спина! Но, возможно, у других граждан вы пощекотали именно подмышки!..

Побросав инструмент, дворник скрылась в подъезде.

А я пошел коптиться на пляже Крымского побережья — досыпать.

О ТОМ, О СЕМ

В себе я не замыкаюсь. При всяком удобном случае общаюсь с людьми, разговариваю с ними о том, о сем. Но что правда, то правда: не всех мой общительный характер устраивает.

Сегодня захожу в автобус, предъявляю проездной. Публика — ноль внимания. Кто газетку почитывает, кто в окошко глядит, кто сосредоточенно изучает затылок впереди сидящего. И беседы между собой не завязывают. Словно не о чем поговорить.

Сажусь рядом с пышной блондинкой. И сразу же вызываю ее на разговор.

— На улице, видите ли, дождь, — обращаюсь к ней. — В связи с чем я и намок. Заранее извиняюсь, если на вас ненароком упадет дождевая капелька. А вообще-то меня зовут Степаном Петровичем. Женат. Имею двух детей. Не считая трех от первого брака и одного добрачного… А вы кто такая будете?

Блондинка широко раскрывает глаза и молчит.

— Ну же! — подбадриваю ее. — Расскажите свою краткую биографию. О родителях, о муже, о детях. Все это очень интересно.

Блондинка часто моргает и, насколько позволяет сиденье, отодвигается.

— Хорошо! Биографию оставим в покое, — предлагаю я. — Поговорим на другие темы. Скажем, о содержимом вашей авоськи. Так! Две банки зеленого горошка, пачка сдобного печенья, апельсины, бутылка вина. А в пакетике что? Конфеты? Или крупа?

Блондинка оказалась совсем необщительной. Молчит.

Я не выдерживаю, говорю ей:

— Ну и оставайтесь тут со своей гробовой задумчивостью. Найду собеседника попокладистее.

И подсаживаюсь к мужчине с тортом на коленях.

— Кондитерское изделие везете? — спрашиваю у него, кивая на коробку.

— Его, — отвечает мужчина, даже не взглянув на меня.

— Любите сладкое?

— Нет.

— Понимаю: забота о семье. Мои домашние больше соленое уважают. Да и у меня при одном воспоминании о кремовых розочках тошнота к горлу подступает. С тех пор как «Кубанскую» розочкой закусил. Ночью потянуло выпить, а закусочки в холодильнике не было… Только цветочки от торта и благоухали. Накройте-ка торт плащом: у меня тошнота прогрессирует.

Мужчина засуетился и на ближайшей остановке вышел из автобуса. На сиденье опустилась молоденькая девушка.

— Меня зовут Степаном Петровичем, — немедленно представился я ей. — Извините за небритую физиономию. Бритва в ремонте.

— Я на вас и не смотрю, — ответила она.

— Напрасно. В побритом состоянии я ничего. Некоторые даже влюбляются.

— Вам мало некоторых?

— Вы меня превратно поняли. Я не добиваюсь интимного знакомства. Моя цель — приятно провести время в автобусе. Не больше.

— Я должна веселить вас?

— Не веселить, а поддерживать разговор. Хотя бы из приличия.

— Хорошо! Начинайте — попытаюсь поддержать.

— Не выйдет, — сказал я. — Уже не будет той непринужденности. Надо было сразу поддерживать.

В это время водитель объявил остановку. Я встал и подошел к его кабине.

— Спасибо, товарищ водитель, за информацию. Скажите, а бензина до конца рейса хватит?

— Еще на десять рейсов хватит, — ответил он.

— Спасибо. А что потом?

— Суп с котом.

— Понимаю, — догадался я, — обеденный перерыв. Благодарю вас. Рад был познакомиться. Кстати, меня Степаном Петровичем зовут. А ваша фамилия, судя по табличке, Кондаков. Знавал я одного Кондакова. По совместной работе на текстильной фабрике. Случайно не родственничек ваш?

Водитель отрицательно покачал головой и объявил в микрофон:

— Граждане пассажиры! Имеются в продаже проездные билеты. Но никто на его зов не откликнулся. Я возмутился.

— Граждане пассажиры! — крикнул я на весь салон. — Отвлекитесь наконец от своих мыслей. Если вам не нужен проездной, так и скажите. Не оставляйте водителя в недоумении. Подойдите к нему, поблагодарите за предложение, объясните причину отказа.

Но пассажиры молчали, продолжая думать каждый о своем.

Любопытно, о чем они думали?

НАЕДИНЕ С ВЕЧНЫМ ПОКОЕМ

Светает. Над вечным покоем вырисовываются угрюмые прямоугольники надгробий, кресты приветливо раскрывают объятия. Крытая автомашина «Мебель» подруливает к памятнику с надписью: «Светозарова Елизавета Карловна. 1879–1947. Незабвенной тете от скорбящих племянников». Из машины вылезает бригада дюжих молодцов. У одного в руках ломик.

— Осторожнее, не поцарапайте. Не копеечная вещь. Полированная, — вертится около них кладбищенский сторож Василий Мотыльков.

Вскоре надгробие сгружают у дома Мотылькова. Надпись залеплена газетой.

— Тумбочку под телевизор приобрел, — разъясняет он выглядывающим из окон соседям. — Импортная. Не то малайская, не то костариканская. Под мрамор сделана. По последней моде.

— Где брали? — загораются соседи.

— В свободную продажу они не поступают, — выкручивается. Василий. — Знакомый устроил.

Памятник обосновывается в квартире Мотылькова. Он ставит на него телевизор «Рекорд» и обмывает приобретение в кругу друзей…

Проходят месяцы. Квартира Мотылькова становится похожей на уголок кладбища Василий сидит на могильных камнях, ест на них бульоны, шинкует капусту, заполняет счета за пользование коммунальными услугами и прочее. Два особо устойчивых памятника подпирают пружинный матрац, образуя редкое по красоте ложе.

Но наступает знакомое Мотылькову пресыщение. До кладбища он работал на мясокомбинате и был уволен за расхищение колбасы. Вспоминает: когда от колбасы появлялась икота, он переходил на окороки, затем на другую продукцию.

Кладбище ассортиментом не радует. Сразу не сообразишь, на что перейти. Кругом одни могилы.

А не крас-ь Мотыльков не может. Знаменитый лжеученый Чезаре Ломброзо, я думаю, причислил бы его к типу «преступного человека», который не в силах совладать с преступными наклонностями…

От скуки Мотыльков собирает на могилах букет цветов. Ассорти — садовые, полевые, бумажные. Идет на свадьбу к знакомому, дарит невесте. Невеста истерически взвизгивает, а жених выкидывдет Мотылькова вместе с кладбищенским букетом за дверь..

Тогда Василий спирает венок. Преподносит его брату-студенту. победителю институтских соревнований по боксу. Вместе с лентой. Брат ленту разворачивает и говорит: «Это мне лет через сорок понадобится. Отнеси, Василий, на место