движения молекулярных частиц. Таким образом, по этому взгляду для обычного представления, что теплота, происходящая при столкновении двух масс, обязана превращению массового движения в молекулярное, нет достаточных оснований и вообще не доказано, что теплота есть род молекулярного движения. Мы можем ограничиться лишь определением, что теплота есть один из видов энергии, не предрешая ее сущности.

При таком понимании дела, конечно, нетрудно допустить и психическую энергию, и возможность превращения ее в физическую энергию и наоборот, так как энергия в таком случае является лишь способностью к работе, а будет ли эта энергия психическая или физическая – это представляется уже безразличным.

Этот взгляд, конечно, мог бы иметь значение при условии, если бы можно было устранить коренное различие между физическими и психическими явлениями, о котором мы уже говорили раньше и которое для всех является непререкаемой истиной. Поэтому и это воззрение не может быть признано удовлетворяющим своей цели.

По Штумпфу[18] закон сохранения энергии есть просто закон превращения.

Если кинетическая энергия или живая сила видимого движения превращается в другую форму энергии и затем эта последняя энергия, в свою очередь, может быть превращена обратно в кинетическую энергию, то получается та же сумма энергии, которая была употреблена вначале. Так как закон не говорит, в чем именно должны состоять различные виды энергии, то поэтому можно было бы смотреть на психическое как на скопление энергии особого рода, которая могла бы иметь свой механический эквивалент. Таким образом, дело, очевидно, сводится к тому, что физика не нуждается в том, чтобы под энергией понималось непременно нечто физическое, а это уже дает возможность говорить о превращении известных нам видов энергии в психическую энергию и наоборот.

Это воззрение, как легко видеть, просто устраняет или обходит понятие о психическом, иначе говоря, закрывает глаза перед тем, что, собственно, и должно быть предметом научного анализа.

Впрочем, некоторые авторы не находят противоречия даже и в возможности превращения физического в психическое. «Со времени Декарта говорят, что причинность может быть только между явлениями однородными; но это неправильно и вот почему: это было бы правильным только в том случае, если бы мы под причиной понимали нечто такое, что созидает действие, или если бы мы искали какую-нибудь внутреннюю связь между причиной и действием – между тем в действительности под причинностью мы должны понимать совсем не это. При помощи термина „причинность“ мы желаем только обозначить, что если дано А, то вслед за ним появляется В, изменение А вызывает изменение В и т. д. Поэтому нет никакой надобности, чтобы между причиной и следствием существовала однородность. Самые разнородные явления могут находиться друг с другом в отношении причинности. Обыкновенно кажется, что причинное отношение в мире физическом в высшей степени просто и понятно, а причинное отношение между психическим и физическим совсем непонятно. Если, например, движется шар и на пути своем встречает другой шар, который приводится им в движение, то мы говорим, что движение первого шара является причиной движения второго. Эта связь нам кажется простой и понятной; но если у меня вслед за известным волевым решением возникает движение руки, то кажется, что причинное отношение между одним и другим непонятно. В действительности же одно причинное отношение не более понятно, чем другое и даже, может быть, второе более понятно, чем первое; может быть, первое отношение становится для нас понятным только потому, что мы уже знакомы со вторым»[19].

Нетрудно, однако, заметить, что здесь под понятие причинности подставляется понятие функционального отношения, о котором мы уже упоминали выше. Вряд ли, однако, этот софизм может удовлетворить многих. Во всяком случае, если бы даже и согласиться с изложенным воззрением, то мы бы имели лишь простое переложение факта передачи волевого импульса в движение, но не объяснение самого явления по существу.

Надо, однако, заметить, что понятие психической энергии поддерживается и развивается другими авторами в ином смысле. Здесь в особенности заслуживает внимания попытка русского философа Н. Я. Грота ввести понятие о психической энергии в психологию. Задачу свою Н. Я. Грот сам определяет следующим образом: «Дело будет идти в последующем анализе исключительно о том, существует ли особая психическая энергия в основе психических процессов и психической деятельности и подчинена ли она закону сохранения энергии наравне с физическими энергиями, входя в общую систему энергий природы, которые со включением в нее энергии психической уже не могут называться (ни одна) чисто физическими, а окажутся все, так сказать, психофизическими энергиями (т. е. способными превращаться в психическую форму) или просто формами единой мировой энергии».

Переходя затем к анализу первого вопроса, автор вскользь останавливается на тех философских воззрениях, которые пытались установить между явлениями духовными и телесными, и, отмечая их полную несостоятельность, он справедливо замечает, что в последнее время «взаимная зависимость между психическим и физическим миром, между сознанием и средой, между идеями и элементами природного процесса перешла из области проблем в область фактов. Непрерывное взаимодействие между эмпирическими данными факторами внутреннего психического и внешнего физического существования несомненно». Затем автор высказывается, что для объяснения этого взаимодействия «необходимо… найти такое научное понятие и такой принцип, которые, не нарушая и не устраняя самобытности и своеобразности психического процесса в сравнении с физиологическим и вообще физическим, тем не менее установили бы общую почву для их сопоставления, т. е. для точного определения их взаимной связи и зависимости». Соглашаясь далее с Лассвицем, что «если нельзя было найти этой общей почвы при посредстве молекулярной теории материи, которая не приложима к анализу психологическому иначе как разве в форме уродливой и грубой метафоры Карла Фохта, что „мысль выделяется из мозга, как желчь из печени“, то ее можно и должно искать при помощи методов энергетики. Действительно, мы вправе себе задать такой вопрос: если всякий физический и, в частности, физиологический процесс подчинен закону сохранения энергии и объясняется теорией энергий и их превращений, и если живой потребностью науки является отчетливое установление соотношения и взаимной зависимости физических и психических процессов, то нельзя ли надеяться, что именно при посредстве понятия энергии и закона сохранения энергий удастся выполнить поставленную выше задачу?»

«В ближайшее время не предвидится никакой иной почвы, кроме учения энергетики для научного сопоставления понятий психического и физического процесса, т. е. для решения вопроса о характере взаимной зависимости между психической деятельностью и физической работой. Энергетическое учение действительно способно внести единообразный принцип в анализ психических и физиологических процессов».

Затем, переходя к выяснению вопроса о психической энергии и об отношении ее к физическим энергиям, автор