Отсюда в восточном направлении к югославской границе вело некое подобие дороги, и расстояние составляло приблизительно пятьдесят миль. Нам удалось остановить грузовик, почти битком забитый каким-то товаром; на крошечном свободном пространстве в кузове, кроме нас, разместилось еще шестеро албанцев и две охотничьи собаки. Поездка — с многочисленными остановками и разного рода поломками — заняла десять часов, и, когда нас высадили за пару миль от границы, было уже совсем темно. Зная, что граница, скорее всего, сейчас закрыта, а охрана может выстрелить без предупреждения, мы вынуждены были непрерывно выкрикивать по-сербски: «Granica! Granica!» Мы очень рассчитывали, что это нам поможет. Наконец на албанском пограничном посту зажглись факелы, и после выяснения личностей командир оказал нам превосходный прием. Солдат выдворили из маленькой комнаты и отправили ночевать вместе с козами. Нам предоставили соломенные тюфяки и еду, а от предложенных денег в уплату за ночлег отказались. Утром мы перешли границу и оказались в Югославии. Мы направились в городок Охрид, расположенный у красивого одноименного озера. Здесь мы отдыхали три дня. Насекомые по-прежнему не оставляли нас в покое, но мы утешали себя (возможно, напрасно) предположением о том, что выше тысячи футов над уровнем моря малярийные комары не водятся…

По сравнению с нашей предыдущей поездкой кое-что изменилось. Ким стал еще более воздержан, более серьезен, без прежней напыщенности и решительно настроенный не поддаваться соблазнам обычного туризма, отказывая себе даже в нормальных удобствах. Везде, куда бы ни отправились, мы машинально искали себе самый дешевый ночлег; в поездах всегда ездили третьим или «жестким» классом, и ездили бы четвертым, если бы таковой существовал в природе (как происходило в Боснии, где Ким годом ранее путешествовал в грузовиках для перевозки скота). Но он, как всегда, был таким же приятным и интересным спутником. Как обычно, он позаботился о том, чтобы узнать из различных источников историю тех мест, по которым мы путешествовали. Эти знания были тем более ценны, ибо у нас не было никаких путеводителей (французский путеводитель по Югославии был издан позже). Таким образом, я узнал кое-что о многолетнем противостоянии турок и сербов; эту тему мы сочли куда более интересной, чем современная политика Югославии. Но большинство мыслей, сил и бесед были связаны с насущными проблемами: как отыскать подходящее жилье, где раздобыть пищу, питьевую воду, как добраться из одного места в другое. Алкоголь на Балканах мы пили весьма экономно: иногда это было пиво (если вообще удавалось его найти), а иногда местное вино — сливовица. Вообще, все путешествие, как, впрочем, и другие два, было очень скромным. Дело заключалось не только в известном аскетизме. Денег у нас с собой было немного — я жил целиком на свою оксфордскую стипендию, да и Ким тоже был небогат. Все расходы я записывал в крошечном блокноте. Возможно, все это звучит довольно безрадостно, однако, по правде говоря, то время было для нас цельным и интересным: я по сей день могу восстановить в памяти почти все путешествие. Самым большим для нас лишением было отсутствие английских газет.

Что касается языка, то мы в значительной степени полагались на знания Кимом сербско-хорватского. И этих знаний для наших текущих нужд более чем хватало. Мне удалось изучить несколько важных фраз. Ima li voda ovde? («Есть ли здесь вода?»), Imate li grozhdje, hleb, sobu? («Есть ли у вас виноград, хлеб, комната?»), Gde je nuzhnik? («Где туалет?») (Последний вопрос был обычно излишним. «Нужник», если речь шла о закрытом помещении, представлял собой зловонную каморку; на открытом воздухе это было что-то вроде отдельной караульной будки, которую можно было легко опознать.) Очень часто, когда мы заходили в какую-нибудь деревню, тут же откуда-то появлялся местный «знаток» английского. Как правило, это был немолодой человек, который эмигрировал в Америку приблизительно в 1910 году и возвратился на родину через некоторое время после войны, оставив на чужбине и большую часть ранее приобретенных языковых навыков. Мы привыкли, что обычно нас приветствовали на дружеском, но дремучем американском сленге: «Привет, сукин ты сын». Познания Кима в сербско-хорватском языке действительно оказались весьма полезны: он вполне мог поддерживать беседу с кем-нибудь из местных.

Гостиницы на Балканах в то время были совсем не такими, как сейчас. Их названия выдерживались в самых высоких традициях — «Ритц», «Бристоль», «Карлтон», хотя до настоящих отелей им было очень далеко. Наверное, лишь одна или две гостиницы имели электричество, а в большинстве электричества не было.

Такого понятия, как водопровод, здесь не было и в помине, а так называемые уборные были слишком ужасны, чтобы подобрать слова для их описания. Постели оказались не так уж плохи, хотя не было уверенности в чистоплотности их предыдущих обитателей. А вот пища оказалась удивительно вкусной, хотя, возможно, это скорее из-за слишком хорошего аппетита, чем по каким-нибудь другим причинам. О ваннах я ничего не помню — даже сомневаюсь, принимал ли я вообще ванну во время путешествия, — особенно после отъезда из Германии.

Несмотря на известный примитивизм жизни и недостаток элементарных удобств на Балканах, отношение со стороны местных было довольно дружелюбным. У нас ни разу не возникало опасений за собственную безопасность или за сохранность нашего достаточно скудного имущества. Единственными местами, которые посещали туристы, были Дубровник и Котор. Очень часто нас принимали за немцев. Многие из местных, наверное, никогда раньше не встречали англичан. Несколько раз нас с Кимом принимали за братьев: тогда, возможно, между нами существовало небольшое внешнее сходство, которое бросалось в глаза людям, не привыкшим к английскому типу лица. Вообще, за эти несколько недель нам так часто приходилось быть вместе, нас почти никто не сопровождал, и вообще почти не на что было отвлечься, что мы уже, возможно, начали всерьез раздражать друг друга. Однако личные отношения мы все-таки не испортили, хотя я припоминаю один случай, когда слегка поссорились и потом по уже неведомым причинам брели куда-то несколько миль, один впереди, другой чуть позади; и каждый шагал наедине с собственными мыслями и облаком назойливых мух над головой…

Во время путешествия по Албании мы вынуждены были оставить надежду на получение болгарских виз и вместо этого решили ненадолго посетить Северную Грецию. В греческом дипломатическом представительстве в Тиране нам выдали визы (что было нетипично для Балканских стран в то время). Мы планировали пройти сорок с лишним миль от Охрида через Ресан до Битолы, что на самом юге Югославии, откуда потом можно было уже поездом отправиться в Грецию. Деревень по дороге попадалось очень мало, и, лишь пройдя двадцать семь миль, мы обнаружили небольшую гостиницу. Но потом оказалось, что это местный бордель. Утолив жажду пивом и отвергнув все предложения развлечься и отдохнуть, мы продолжили путь и даже намеревались тем же вечером добраться до Битолы. Но мы явно не рассчитали своих сил. Целый день с тяжелыми рюкзаками за плечами мы брели по дорогам, холмам и пригоркам, изнывая от жары и усталости. Наступил вечер. К счастью, после нескольких миль пути нам удалось-таки отыскать место для ночлега. До Битолы мы добрались на следующее утро, после еще трех часов ходьбы.

Два дня спустя мы уже тряслись в поезде по направлению к деревне, которая по-гречески называется Арнисса, а по-македонски — Острово. Мы уже преодолели половину расстояния до города Салоники. Это место мы выбрали по карте: нам понравилось его расположение у большого озера, рядом с горным массивом Каймакчалан. Местный пейзаж вполне оправдал наши надежды, однако сомневаюсь, что в Арниссе прежде бывало много посетителей (это теперь здесь перспективный летний курорт). Тогда там не было ни единого намека на гостиницу. И вдобавок не было никаких дорог; чтобы добраться до озера, мы вынуждены были шагать прямо по рельсам. В небольшом ресторанчике на станции мы познакомились с одним крестьянином, который предложил нам комнату в своем доме. Там мы провели четыре ночи, заплатив хозяину приблизительно по три (старых) пенса за ночь. В комнате, по сути, не было кроватей, зато было два деревянных сундука, накрытые чем-то вроде стеганых одеял. На них мы и спали, хотя я предполагаю, что и на полу мы бы тоже, наверное, чувствовали себя неплохо. Уборная была великолепна в своей архитектурной простоте. Небольшая часть второго этажа, которая несколько выступала над первым, была отгорожена; две половых доски были подняты, и оставлено треугольное отверстие, через которое можно было видеть освещенный солнцем пол. Вот и все. Что касается еды, то мы превосходно питались в станционном ресторанчике. Местное население представляли славяне, говорившие на македонском языке — смеси сербского и болгарского, — впрочем, даже ближе к сербскому, что нас вполне устраивало. Но здесь мы встречали и греческих солдат, с которыми разговаривали главным образом по-французски. Что касается местных диалектов, то с ними можно было запутаться. Например, по-гречески слово «да» звучало так же, как македонское «нет» — а именно: «най». Если подразумевался отрицательный ответ, то голову поднимали вверх. А если «да» — то качали ею влево-вправо. В общем, здесь таилась еще одна ловушка для несчастных англичан, и попасть впросак было проще простого. Делать в этих местах было особенно нечего. Мы проводили время на берегу озера, купались в его, как утверждали местные, лечебной воде, читали труды Платона и Фукидида, ели в ресторанчике и беседовали с крестьянами и солдатами. Мои совокупные расходы за эти четыре дня составили всего шесть шиллингов.