С дорожки, по которой они шли, лавочку видно не было.

— Нет. — Она поерзала, перемещаясь в тень нависающей над лавкой сирени. — Но я люблю это место. И всегда любила. Я люблю Москву.

— Пожалуйста, скажи, чего ты хочешь. У меня мало времени.

Павел отвернулся от матери, посмотрел на серую воду пруда. Рыжая утка, заметив их, подплыла ближе, негромко крякнула. Павел повернулся к утке спиной.

— Я соскучилась по тебе, Паша.

— Как у тебя с деньгами? Юлий ведь тебе переводил деньги, да?

Сын никогда ее не интересовал. Ее всегда интересовали деньги.

— Сейчас я деньги получать не могу, — мать притворилась равнодушной.

— Не можешь, — подтвердил он.

Денежные переводы из России за границу были запрещены санкциями.

Он случайно узнал, что Юлий переводит матери деньги. Это было три года назад, когда Юлий готовил налоговую декларацию и попросил Павла ее проверить.

— Зачем ты это делаешь?! — ахнул Павел, поняв, куда дядя ежемесячно отправляет тысячу евро. — Юлий!

Тот промолчал.

— Юлий!

— Паша, это наши внутренние дела, — твердо пресек тогда этот разговор дядя.

Павел его не понимал, но думать и говорить о матери ему было противно, и больше он к тому разговору не возвращался.

— Юлий собирался дать тебе наличные?

— Да, — равнодушно призналась она. То есть притворилась равнодушной. — Но я не хочу говорить о деньгах.

— Тебе есть на что жить?

Зачем он это спросил?.. Какая ему разница, как она живет?

— Есть, — уверенно кивнула она.

Он ошибался, ей вполне можно дать шестьдесят.

— Ты бы шла работать, — посоветовал Павел. — Или выйди замуж в очередной раз.

Мать молчала. Видеть ее старой было так же тошно, как видеть ее иностранкой без возраста.

Неожиданно Павел достал бумажник, радуясь, что вчера догадался снять наличные, чтобы иметь их на всякий случай на предстоящих похоронах. Отсчитал десять пятитысячных купюр и молча протянул матери.

Она тоскливо посмотрела на тонкую пачку, потом на него и, к его удивлению, покачала головой. Павел поморщился, положил купюры рядом с сумочкой. Та была явно не из дешевых.

Наверняка недешевыми были и кольца на пальцах. Колец было много.

— Мне хочется взять что-нибудь на память о родителях. О Юльке.

— Что именно? — уточнил он.

Мать пожала плечами.

Неожиданно он с тоской подумал, что она вполне может претендовать на квартиру Юлия. Она сестра, имеет право.

Насколько он знал, бабушка и дедушка когда-то продали большую квартиру и взамен купили две, одну для себя, другую для матери. Юлий тогда уже много работал, неплохо зарабатывал и жил отдельно. Дядя переехал к бабушке, когда маленький Павел стал никому не нужен. То есть не нужен матери.

— Ты претендуешь на квартиру?

— Нет, — тоскливо ответила мать. — Я ни на что не претендую. К тому же Юлий написал завещание. На тебя, разумеется.

Нужно немедленно узнать насчет завещания. Павел не собирался ничем делиться с матерью.

— Родители когда-то выделили мне квартиру. Это была крошечная однушка…

— Считай, что тебе не повезло, — мстительно усмехнулся Павел. — Юлию в результате досталась квартира в два раза больше. Да еще в центре!

— Это была крошечная однушка, но я была в ней счастлива.

У матери на глазах появились слезы.

Он посмотрел на пруд, чтобы не видеть ее. Уток поблизости не было.

— Ты не возражаешь, если я буду ездить иногда в квартиру? — тихо спросила она. — Она все равно пока пустует. Мне хочется вспомнить маму, Юлия…

— Возражаю!

— Почему, Паша?

Когда-то давно он задумывался: она идиотка или притворяется. Иногда склонялся к первому варианту, иногда ко второму.

— Извини, я спешу, — Павел вежливо ей кивнул и быстро пошел вдоль пруда.

Маленький мальчик гонял по дорожке камешек. Тот подкатился к кроссовке Павла. Захотелось поднять камень и швырнуть его в пруд, а еще лучше проделать это с чем-нибудь потяжелее. Павел улыбнулся и подтолкнул камень поближе к ребенку.

* * *

В том, что Павел организует все как надо и коллегам Юлия Семеновича о предстоящих похоронах сообщит, Агата не сомневалась. Но Антонине Александровне решила позвонить. Агате казалось, что они странным образом сблизились, когда вместе обнаружили тело старого родственника. Может быть, потому что обе тогда заплакали.

Агата набрала номер и запоздало подумала, что только ей может казаться, что Антонина ей не чужая, а строгая дама-профессор вовсе так не считает.

— Здравствуйте, Антонина Александровна… — робко заговорила Агата.

— Здравствуй, Агаточка.

Голос прозвучал вполне доброжелательно, и Агата осмелела.

— В понедельник похороны. Вы знаете?

— Знаю, Павел позвонил. Ты в курсе, что смерть Юлия?.. Что он умер не от естественных причин?

— В курсе. Я все время об этом думаю.

— И я все время об этом думаю, — Антонина Александровна усмехнулась. — Только ничего не могу придумать. — Женщина вздохнула, помолчала. — Юлий оставил на кафедре свой ноутбук. Может быть, подъедешь, я тебе его отдам? Я как раз хотела Павлу позвонить по этому поводу.

— Подъеду, — непонятно отчего обрадовалась Агата.

Наверное, оттого, что одной гулять в парке скучно, а больше заняться нечем.

— В два часа около университета. Сможешь? У меня как раз лекция закончится.

— Смогу, конечно.

Времени до двух было много, можно успеть нагуляться в парке. Агата постояла у окна, размышляя, чем заняться, и решила, что идти в парк не хочет. Открыла настежь окно на кухне и, зажмурившись, подставила солнцу лицо.

Она недавно прочитала, что солнечные лучи, падающие на закрытые веки, исключительно полезны для зрения. Со зрением у нее все было в порядке, но лишнего здоровья не бывает.

Телефон зазвонил, когда стоять у окна надоело.

Номер высветился незнакомый, и собеседницу Агата узнала, только когда та представилась:

— Это Ксения, Агаточка.

— Здрассте, — промямлила Агата.

Жену Павла Агата видела всего несколько раз. Ксения звала ее Агаточкой, смотрела участливо и разговаривала ласково, а Агата в ее присутствии почему-то вспоминала, что она бедная родственница.

— Павел считает, что Юлия убили, — озабоченно поделилась Ксения.

— Ему так в полиции сказали, — подтвердила Агата.

— Павел очень нервничает. На него просто смотреть больно!

— Но… Юлий Семеныч… Было бы странно, если бы Павел не нервничал.

— Я понимаю, Павел любил дядю. Но Юлию было уже много лет!

Агата оторопело уставилась в открытое окно, не найдя, что на это сказать.

Ей всегда казалось, что людей нельзя убивать ни в каком возрасте.

Раньше Ксения не производила на Агату впечатление законченной дуры. Дурой ее считал Юлий Семенович.

— Юлий мог перепутать лекарство…

— Не мог! — отрезала Агата. — Он был пожилой, да. Но мозги у него были в полном порядке!

— Ты не представляешь, как я боюсь за Павла… — помолчав, пожаловалась Ксения.

— В каком смысле? — не поняла Агата. — Вы