Миновав Хаундсдич и Кэмомайл-стрит, карета свернула на Бишопсгейт — широкую улицу, по обеим сторонам которой располагались лавки и несколько банков, в том числе и банк мистера Лиона — «Смит, Фрай и Ко». Если утром мистер Лион не мог сосредоточиться, чтобы помолиться надлежащим образом, то сейчас он почувствовал, что рассудок его внезапно обрел кристальную ясность.

«Прошу тебя, а-Шем, — тихо бормотал он, пока экипаж медленно ехал по оживленной улице, — пусть мой банк будет открыт. Пусть все будет как всегда».

Однако, когда они подъехали к повороту на Треднидл-стрит, оказалось, что по улице, и до того запруженной, теперь вовсе невозможно проехать. Перед каким-то зданием собралось великое множество людей; их было столько, что они перекрыли большую часть улицы. Все было ясно по разъяренным голосам людей, кричавшим на кого-то, кто, видимо, укрылся в стенах красного кирпичного здания; окна и двери были заперты.

— Остановите экипаж, — хрипло прошептал мистер Лион.

Будто во сне, где время замедлилось почти до полной неподвижности, он сунул руку в карман жилета, вытащил монету и протянул ее кучеру. Затем, все еще как во сне, он спрыгнул со ступенек экипажа и подошел к краю толпы. И тогда — тоже как во сне, но на сей раз он словно находился внутри сна, который уже видел раньше, — мистер Лион услышал собственный голос; он спрашивал, медленно выговаривая слова:

— Что случилось?

— Южная Америка, — так же медленно ответил человек, стоявший рядом.

— Южная Америка?

— Они объявили о банкротстве, — проговорил человек, кивая в сторону наглухо запертого здания.

— Южная Америка?

— Нет. «Смит, Фрай и Ко». Вся их братия. Гнилое это дело, скажу я вам. Правительство должно вмешаться, пока все лондонские банки еще не вылетели в трубу.

С этими словами он ушел. Мистер Лион усилием воли сбросил с себя дремоту и выбрался из толпы, которая с каждой минутой прибывала и свирепела. Он поспешил по Бишопсгейт, а дойдя до поворота на Корнхилл, зашагал еще быстрее. Оттуда всю дорогу до лавки он почти бежал. «Да, я разорен, но я не остался нищим, как тот вчерашний незнакомец», — старался он успокоить себя.

Он настежь распахнул дверь лавки и вбежал в заднюю комнату. Его охватила необъяснимая потребность взять в руки шкатулку, полную денег. Он хотел ухватиться за нечто надежное — за добрые звонкие монеты, которые охотно примет мясник или булочник; славные английские монеты, которые спасут его от ужаса и унижения внезапной нищеты; монеты, что помогут ему и его семье избегнуть долговой тюрьмы, хотя бы на время.

— Прошу тебя, а-Шем, не допусти этого! — прошептал мистер Лион, наклонившись под стол. Он протянул руку, чтобы снять половицу, как вдруг увидел, что кто-то уже избавил его от этой необходимости. Половицы не было на месте. Кто-то открыл тайник. Дрожащей рукой он ощупал углубление в полу. Оно было невелико, и пальцам понадобилось лишь несколько мгновений, чтобы обшарить весь тайник. Пусто.

Он медленно выпрямился и побрел в торговую комнату, хватаясь за грудь — он задыхался.

— Мистер Лион! Вам плохо? — спросил мистер Уорбург, входя в лавку.

Тот не ответил: он уже рухнул на пол.

— Он будет жить, — сообщил врач, осмотрев мистера Лиона.

— Слава Богу, — сказал мистер Уорбург.

— А вы, сэр, — обратился доктор к пациенту, который уже сидел, но был все еще слаб, — как вам могло прийти в голову бегать по Лондону в теплом пальто в столь жаркий день? Неудивительно, что вы перегрелись и потеряли сознание.

Тот промолчал. Пусть лучше доктор думает, что его обморок был вызван неудачным выбором одежды, чем узнает истинную причину его недомогания. В Лондоне новости распространяются быстро. Если пойдут слухи о том, что он разорен, кредиторы будут у его дверей еще до наступления вечера.

— Вызвать экипаж, чтоб он отвез вас домой? — спросил мистер Уорбург, когда доктор ушел.

— Нет, мне уже намного лучше, — ответил мистер Лион, пытаясь говорить бодрым голосом. — Но, думаю, я зайду к Бэру перекусить. Чашка крепкого кофе поставит меня на ноги.

— Я велю Саймону проводить вас, — сказал мистер Уорбург, видя, что мистер Лион идет, пошатываясь. Помощник зашел в заднюю комнату, но вернулся один. «Странно. Еще несколько минут назад мальчик был здесь. Куда он мог подеваться?» Утренний поток посетителей уже схлынул из «Кофейни Бэра». Оглядывая свое маленькое королевство в доме на Свитингс-элли, Эшер Бэр — хозяин заведения — с удовольствием заключил, что все в полном порядке. Столы протерты, посуда вымыта, котелки, в которых варился кофе, выскоблены дочиста. Все готово к следующему, полуденному, наплыву гостей.

— Желаете чего-нибудь? Может быть, еще кофе? — спросил он единственного оставшегося посетителя.

— Нет, благодарю вас, — ответил мистер Эзра Меламед, сидевший на своем всегдашнем месте, в дальнем углу зала, и читавший утреннюю газету.

Мистер Бэр быстро протер полотенцем и без того безупречно чистый столик — по привычке — и вернулся за прилавок. Он заметил, — что табличка с правилами висит немного криво. У каждой кофейни в Лондоне был собственный свод законов, и бэровская не была исключением:

Первые пять правил были общими для всех подобных мест, а последнее объяснялось тем, что у Бэра строго соблюдались законы кошерной кухни. Придя сюда, посетитель едва ли посмел бы положить купленный где-то ломоть сыра на тарелку для мяса.

Поправив табличку, Эшер Бэр налил себе кофе и взял газету, хотя на самом деле он вовсе не нуждался в газете, чтобы узнать последние мировые новости. Его кофейня — как и прочие в этом квартале, — словно магнит, притягивала купцов, брокеров и банкиров из Сити. Само собой, здесь собирались евреи, но предназначение «Кофейни Бэра» было то же, что у любой другой: маленький, уютно обставленный зал как нельзя лучше подходил для оживленных споров на любую тему, привлекшую общественное внимание в тот или иной день. Здесь обменивались новостями о падениях и взлетах цен на Фондовой бирже, о войне на Пиренейском полуострове; здесь же объявляли о рождении ребенка, помолвке и — да не случится подобного с нашими близкими и знакомыми — кончине. Словом, это было место встречи с друзьями и деловыми партнерами, и мистер Бэр гордился тем, что его кошерное заведение приносит такую пользу еврейскому народу.

Кроме того, он был рад, что может оказать личную услугу Эзре Меламеду. Мистер Меламед недавно потерял жену — она скоропостижно скончалась вскоре после Песаха, всего лишь через несколько месяцев после того, как Меламеды выдали замуж вторую, младшую, дочь. Когда молодые уехали в Америку, оставив мистера Меламеда одного в Лондоне, мистер Бэр распахнул двери своего дома перед вдовцом. Каждый шабат мистер Меламед обедал с Эшером Бэром и его семьей. А если кто-то подивится, что такого богатый человек мог найти в доме простого владельца кофейни, значит, он просто не знает Бэров: и мистер Бэр, и его супруга — само воплощение жизнерадостности и гостеприимства. К тому же Мириам Бэр превосходно готовит.