Через час Жаннет прибежала назад. Она тяжело дышала и громко звала на помощь. Первым ее крики услышал Рифат Деметер и бросился ей навстречу:

– Что случилось?

– Скорее! Вызывайте скорую!

– Зачем? Кому-то плохо?

– Двое африканцев! Дети! Они в ужасном состоянии. Они умирают!

Она опустилась на скамью, с трудом переводя дыхание. Рифат и Майк засыпали ее вопросами. В поле стрекотали насекомые, сухая листва издавала металлический треск. Жаннет отвечала невпопад, то и дело вскакивая и требуя вызвать машину скорой помощи.

В конце концов они все же поняли, что она столкнулась со страшно истощенной африканской девочкой-подростком, которая отвела ее в скальную пещеру, где лежал тяжелораненый юноша. «Он весь горит. У него разбита голова». Мальтийский чиновник позвонил в больницу «Матер Деи», а затем объяснил Рифату, что Жаннет, по всей видимости, нашла двух молодых сомалийцев, которые наряду с тысячами других попытались морем добраться до Европы: «Несколько дней назад возле острова Фильфла потерпело крушение жалкое суденышко с тридцатью восемью незаконными мигрантами. Все думали, что спастись не удалось никому».

Отель «Коринтия», Триполи, Ливия

Жаннет… Мы все радовались, узнав, что она будет на вечеринке у посла. Она – наряду с ледяным шампанским и провокативными остротами нашего хозяина – служила одной из приманок этих сборищ. В то время, то есть в восьмидесятые годы, это была очень молодая, стройная и невероятно привлекательная женщина. Никто никогда не заикался о ее связи с Вождем, хотя все были в курсе. Она часто ходила в цельнокроеном зеленом платье с открытыми плечами.

Я привык с недоверием относиться к этим амазонкам от парижской журналистики, которые поддерживали особые контакты с заурядными мелкими тиранами и превозносили их доблести. Во Французском институте Дамаска я познакомился с французской журналисткой, весьма близкой к Хафезу аль-Асаду. Ее репортажи и аналитические статьи, печатавшиеся в газете, каждый номер которой читатели ждали как скрижали Завета, на деле были частью широковещательной кампании по дезинформации мирового сообщества.

Я предполагал, что и Жаннет принадлежит к тому же типу. Но в ней была сумасшедшинка, исключавшая всякую расчетливость; она была настолько живой, благородной и неотразимой, что это как экраном защищало ее от осуждения, тем более что ее любовные приключения многих завораживали. Они воспринимались как некий вызов.

Вождь в самом деле питал к ней слабость. Он несколько раз в год встречался с ней в Париже, разумеется в глубокой тайне, в квартире одной из ее подруг по работе в «Либерасьон». В свою очередь, посол обязательно сообщал ему о каждом ее приезде в Ливию. Наряду с его коллегой и другом, послом Марокко и родственником короля, опытным дипломатом, пользовавшимся доверием Каддафи, Жаннет оставалась для него надежным источником информации, позволявшим ему разбираться в хитросплетениях мутной и взбалмошной местной политики и отсылать в Париж содержательные телеграммы.

Кстати, у нее был на Набережной друг, который показывал ей фотокопии поступивших из Триполи телеграмм, и в каждый свой приезд она старалась слегка смягчить позицию Вождя или хотя бы уточнить, что конкретно он имеет в виду. Я никак не ожидал, что спустя годы после падения Каддафи увижу ее в Триполи, пусть даже на экране телевизора.

Но я забегаю вперед. Итак, я торчал взаперти в «Коринтии», ограниченный в передвижениях своим номером и гостиничным лобби. Мне дали четкое указание не покидать отеля. С начала революции любой прохожий – домохозяйка, направляющаяся в магазин, мальчишки, играющие в мяч, – рисковал быть ни за что ни про что расстрелянным прямо на улице. Во время нашей встречи в каирском кафе «Нубиец» Брюс говорил мне, что революции (речь шла о событиях 68-го года) – изобретение народов, страдающих от меланхолии. Как, вероятно, и войны. Еще Ламартин заметил, что «Франция скучает». Вывод? «Нам нужна хорошая война…» Я услышал эту фразу из уст министра Лионеля Жоспена, которому надоел французский нейтралитет.

Французы скучают уже тридцать лет. Нетрудно догадаться, сколько ливийцев маялись от скуки при Каддафи. Большинство из них или не работали, или работали совсем мало; благодаря нефтяным деньгам им выплачивали пособия: они не страдали от голода, им предоставляли квартиры в типовых многоэтажках, позволяли гулять и устраивать в парках пикники… Но из всех свобод им оставили одну: свободу выбрасывать мусор из окна. Тысячи мешков с мусором валялись где попало, ветер сбивал их в кучи, гонял по побережью и развешивал на деревьях, расцвечивая пейзаж яркими пластиковыми пятнами. Теперь все изменилось. Выходить на улицу стало опасно. Я не мог даже пройти мимо резиденции посла, куда в былые времена он иногда приглашал нас на выходные. Мои попытки договориться с охранниками о посещении могилы Тургут-реиса («Турки за ней ухаживают. Тургут был великим джихадистом», – с восхищением сказал мне один из моих ангелов-хранителей) и построенной Мальтийским орденом часовню Святого Леонарда окончились неудачей. Мне было велено не дергаться, спокойно дожидаясь, когда за мной придут. По вечерам я подолгу засиживался перед телевизором. Наш президент успел побывать в Саудовской Аравии и рассориться с Россией; Исламское государство докатилось до Пальмиры, убивая по пути мирное население. Несчастная Сирия…

Отель «Таласса», Динар, Франция

Брюно размышлял о начале времен, когда на земле еще не было людей и только дух Божий носился над водою. Но Бог довольно скоро самоустранился – наверное, ему надоело вдыхать хлорные испарения. Курортники послушно исполняли указания женщины в халате, сообщаемые равнодушным голосом. Они двигали руками и ногами, борясь со струями воды, бившей им в лицо из отверстий в стенке бассейна. Брюно бултыхался в крайнем отсеке, где на него никто не смотрел, без конца отвлекаясь на то, чтобы подтянуть купальные трусы, у которых растянулась резинка. Эти спортивные нейлоновые боксеры фиолетового цвета купила на распродаже в «Галери Лафайет» Мари-Элен. Они тогда собирались в отпуск в Марракеш. Реликвия.

Вокруг него торчали над водой головы отдыхающих в зеленых и голубых пластиковых шапочках, существующие как будто отдельно от собственных тел. Соль выбелила их бороды, заставила поджимать губы. Все они казались немного нереальными или отсутствующими. Каждый был сосредоточен на себе и своих ощущениях. Перемещаясь из клетки в клетку, они прихватывали с собой халат, санаторную карточку, газету, книгу или айпад. Кабинет грязелечения, горячее обертывание, ультразвуковая терапия, ионизирующее излучение, водорослевые ванны… А вечером каждый возвращался в свою келью с белыми стенами.

Ламбертен буквально выгнал его в отпуск. Брюно принадлежал к числу тех полицейских, которые ходят на работу каждый день, даже в воскресенье. Судя по всему, подобное рвение начало раздражать новую директрису по персоналу. Когда он, не вникая в подробности, сообщил Ламбертену, что решил съездить отдохнуть в Динар, тот только хмыкнул: «Неужто подцепил бретоночку?»