родителями портилось. После увольнения няни, у меня осталась маленькая детская обида, что после пополнялась обидой за травлю, с которой они не могли бороться. Я все понимал, и сейчас понимаю. Не винил их в произошедшем, ведь понимал их беспомощность в этом деле. Больше винил себя.

– Но ты тоже не мог сам решить эту проблему.

– Мог. И сейчас могу. Просто стоило дать отпор. Стереть клеймо.

– Но разве ты добился этого один? Как же Элизиан?

– …И все же варианты были. Даже до Элизиан. А раз уж мы о ней вспомнили, Элизиан причина создания этой комнаты. Месяц назад мне показалась хорошей идеей показать свои разработки родителям. Вот только они не оценили. Назвали все бредом и выдумкой, а после доказательства – отвернулись от меня.

– Они были шокированы. Ни каждый день встретишь плотоядную ткань или костюм как у злодея какого-то фильма.

– Тебя тоже шокировало?

– Да. В особенности, когда ты продемонстрировал его навыки.

– Есть ли шанс на исправление моей ошибки…

– Он всегда есть. Если это не что-то сверхбезумное, конечно.

– Тогда я должен вернуться. Сбежал как ребенок от проблемы…

– Так вернись и реши ее. Шанс есть всегда, вот только упустить его легче, чем найти.

***

Вот я и в комнате. Тюремной комнате для встреч. Сердце бешено колотится от ожидания, и нервы подводят.

– Заходи! У вас час.

С нашей последней встречи он уменьшился раза в два. Его рост теперь не меньше 195. Весь в синяках и пластырях, кулаки разбиты и губа тоже, щеке не хило досталось. А все потому, что его обвинили в изнасиловании несовершеннолетней.

– Вик…

– … – он стал намного тише. Вечное давление со стороны заключенных и надзирателей сильно подкосило его моральное состояние, уже и без того угробленное.

– Я говорила с твоими родными…

Вик резко поднял голову с круглыми, шокированными глазами.

–…Они молили о прощении за твои поступки. Упали на колени за то, что их сын не совершал. Эти сволочи многое им наговорили.

– Черт! – он ударил по столу, и крикнул, стиснув зубы.

– Но они знают о твоей невиновности. Я им рассказала. И о том, как ты сожалеешь, и о том, как любишь. Все, что ты не успел.

– Прости, Мари. – опустив глаза с полными отчаяньем, он склонился над столом.

– За что? Лучше пообещай, что скажешь им это лично, после победы в суде, хорошо? – я улыбнулась, в ожидании ответа.

– Мари… – Вик сомневался, он не верил в нашу победу, познав уже, что такое коррупция.

– Мы выиграем. Я знаю, что они предпримут, и уже готова сделать последний ход.

Вик так и не ответил на вопрос, и все же наша беседа была очень веселой, хоть и от этого скоротечной.

Настал день суда.

Еще при первой встрече с адвокатом Вика, стало ясно, что он тоже подкуплен. И все время суда просто наталкивал разговор на нужные темы для обвинения.

– …Но ведь Пострадавшая Мария так и не подтвердила действий, в которых вы обвиняете моего клиента!

– Протестую! После прохождения курса лечения, психологу удалось вытянуть правду.

– У вас есть доказательства?

– Да, Ваша Честь. Это запись разговора, что велась при лечении.

Они записали мой разговор с родителями Вика, где выудили нужные фразы и сфальсифицировали запись, подогнав тон голоса для правдоподобия.

Но…в эту игру могут играть двое.

– Ваша Честь, могу я перейти на сторону подсудимого? – как же забавно выглядят их скорченные от недоумения лица.

– Что вы имеете ввиду, Пострадавшая Мария?

– У меня есть доказательство лживости этой записи.

«Хе-хе! Эти лица! Уверенные, самодовольные лица! Даже Виктор удивился такому повороту!»

Я встала из-за стола, и подошла к Вику.

– Вот настоящий разговор! Все это время они пытались сломить меня и выведать нужные им фразы для фальсификации. А после неудачи подло воспользовались ситуацией и записали личный разговор. Как помню, это запрещено, верно? – положив руку на голову Вика, я настроена показать истину этих отношений.

Это вовсе не маньяк и жертва, как было в начале. Отношения странной девушки и непризнанного гения. Это результат того странного чувства.