Один из павильонов ярмарки был посвящен «Гражданскому аэронавигационному патрулю» (The Civil Air Patrol) — гражданскому подразделению ВВС. Там работал мальчик, итальянский парнишка по имени Марио, разодетый в униформу «патруля». Мы разговорились, и оказалось, что он тоже хотел стать астронавтом. Но он не только был одет как летчик. Онбыл летчиком. Ему было всего 16 лет, а у него уже имелась собственная пилотская лицензия. В его возрасте я с трудом водил автомобиль, а он уже управлял самолетом. Я начал наседать на Марио с вопросами, и он выложил мне весь свой план: как подаст заявление о приеме в академию ВВС США, какие типы реактивных самолетов хочет пилотировать — в общем, все по полной программе. Выпускник колледжа Лиги плюща в возрасте 22 года надеялся хоть что-то разузнать у 16-летнего мальчишки. Я чувствовал себя полным идиотом.

Я решил написать письмо в НАСА. Я понятия не имел, кому его следует адресовать, поэтому обратился к большому начальнику, администратору НАСА Джеймсу Беггсу. Он не ответил, но я получил письмо от человека по имени Фрэнк Кой, старшего помощника Беггса. Я решил, что в обязанности этого парня входит разбор всякой мусорной почты вроде моего письма. По какой-то причине он написал ответное письмо, где было сказано, что я могу ему позвонить. Я так и сделал. Он описал, какие должности есть в НАСА и у других аэрокосмических подрядчиков. Главной идеей нашей беседы была мысль о том, что не важно, что я уже делал, но если я хочу получить хоть какие-то шансы стать астронавтом, то должен пойти в магистратуру.

Каждое утро я покупал The New York Times на железнодорожной станции и по пути на работу читал о последних разработках НАСА. К тому времени программа Space Shuttle мчалась на всех парах. Запуски проходили каждые шесть недель. Астронавты доставляли на орбиту спутники, обслуживали модули Spacelab, выводили секретные грузы для министерства обороны. В мечтах я каждый день был героем статей первой полосы утренней газеты, а на самом деле сидел в поезде, читая обо всех этих достижениях, вместо того чтобы участвовать в них.

Хотя меня и приняли в МТИ, я все еще с трудом представлял себя там. Думаю, моей самой большой проблемой было то, что какая-то часть меня верила, что я должен «сидеть в этом поезде». Даже в Колумбийском университете я считал себя парнем, который всю жизнь проживет на Лонг-Айленде. Я собирался проводить время с одними и теми же людьми, не пропускать ни одной игры «Метс» и наслаждаться такой жизнью. В определенной степени какая-то моя часть все еще была этим парнем. Но во мне была и другая часть — мальчик, который выходил на лужайку перед домом, смотрел на Луну и мечтал оставить на ней свои следы. Гораздо позже я понял, что этот выбор между МТИ и IBM был таким мучительным, потому что это было не просто решение о том, какую карьеру предпочесть. Это было осознание того, кто я есть на самом деле, каким из двух «я» мне стать, а это самый трудный выбор, который нам приходится делать.

Я взял на работе выходной и поехал в МТИ. Я поговорил с несколькими студентами и профессорами, которые разрабатывали экспериментальное оборудование для шаттлов. Они изучали, как человеческое тело функционирует в космической среде, как управлять роботами на других планетах. Тут я увидел, что Массачусетский технологический — это то место, где я должен быть. Я и понятия не имел, как мне платить за обучение или что будет с нашим союзом с Каролой. Но сердцем я чувствовал, что должен попытаться.

Если у меня еще и оставались сомнения по поводу магистратуры, то они исчезли утром 28 января 1986 г. Я сидел за своим столом на работе, ко мне подошел коллега и сказал:

— Майк, ты слышал? Шаттл взорвался!

Кто-то включил телевизор в приемной, и мы поспешили к экрану. По всем каналам снова и снова повторялся один и тот же ролик: космический челнок «Челленджер» охватывает гигантское облако пламени, контуры космического корабля исчезают в раздвоенной туче дыма. Уплотнительное кольцо правого твердотопливного ускорителя было повреждено при старте, из него била струя раскаленного газа, которая стала причиной взрыва. На борту находилось семь членов экипажа: пять астронавтов — Фрэнсис Скоби, Майкл Смит, Эллисон Онидзука, Джудит Резник и Роналд МакНейр, специалист по полезной нагрузке Грегори Джарвис и Криста Маколифф, школьная учительница, которая победила в конкурсе и должна была стать первым гражданским лицом в космосе.

На последующие два с половиной года все полеты шаттлов были отменены. Я собирался бросить работу и пойти в магистратуру, чтобы попытаться стать астронавтом, а вся космическая программа зависла в неопределенности. Но это для меня ничего не значило. Странно, что после двух лет колебаний я не передумал, когда произошла трагедия. Когда взорвался «Челленджер», весь мир замер от ужаса. Президент выступил по телевидению. Все обратили внимание на катастрофу. Это напомнило мне о том, как важна космическая программа. Весь мир отдавал последний долг людям, которые были на борту шаттла в тот день, потому что то, что они делали, — то, ради чего пожертвовали собой, — было очень значительным. Они были ребятами что надо.

Тогда я уже хорошо понимал, что хочу быть частью чего-то значительного. Я хотел, чтобы у меня было дело, в которое я был бы настолько влюблен, что ради него мог рискнуть всем. Я хотел знать, что если и погибну, то сделаю это, совершая нечто стоящее. Во мне жил ребенок, который смотрел на Луну и не боялся мечтать, и я решил, что эта часть меня заслуживает шанса. Я сидел в приемной, глядя на сцену катастрофы, снова и снова повторяющуюся на телеэкране, и тут до меня дошло: жизнь дается нам только один раз. Нужно прожить ее, делая что-то значительное.

Массачусетский технологический институт — возможно, самое потрясающее место на земле. В тот день, приехав туда впервые, я почувствовал, что теперь играю не в своей лиге. Студенты последипломного обучения в МТИ поедом себя едят, если в тесте GRE[10] по математике они не набрали 790 баллов. Я не набрал этих самых 790 баллов. Более того, мой результат был от них далек. А еще в МТИ учатся самые умные ребята не только из Америки. Он собирает блестящие умы со всего мира. У меня было несколько друзей из Алжира. В те времена правительство этой страны выбирало двух-трех лучших студентов инженерных специальностей и оплачивало их обучение в МТИ, чтобы они могли вернуться домой и стать преподавателями университетов. Алжир, конечно, не самая большая страна в мире, но если взять двух самых лучших в Алжире студентов-инженеров, то они окажутся действительно умными. Практически то же самое происходило почти во всех странах. В Массачусетский технологический приезжали лучшие из лучших из Таиланда, Бразилии, Польши. Это было соревнование умнейших.

И тут среди них оказался я: парень с Лонг-Айленда, который неправильно заполнил свое заявление о приеме.