Саши деликатно промолчали. С самого начала они не считали приглашение Тополева удачной идеей.

— Я понимаю, что у вас много работы, — вздохнул шеф, — которую никто за вас не сделает. Но!..

Саши переглянулись.

— Да, — кивнул Феликс. — Вы все правильно понимаете. Я хочу вас просить взять на себя дополнительные обязанности. Потому что не могу доверить первому встречному обслуживание «собачьих бегов». А это деньги, ребята. Которые нам очень нужны. Я не давлю на вас. Я прошу.

Саши снова переглянулись. Просил Феликс редко, обычно именно «давил».

— Алена, конечно, будет помогать по мере сил… — неуверенно добавил он. — Но эфир придется взять вам.

— Это же три часа эфирного времени… — робко подала голос Саша Барсукова. — В прайм-тайм.

Она имела в виду, что именно в прайм-тайм, когда идут предвыборные программы, она чаще всего занималась съемкой своих криминальных сюжетов. Да и Лапшин снимал свою «музыку» в клубах именно в это время. Если они будут выходить в эфир даже по очереди, полдня пойдут псу под хвост.

— И какие из нас агитаторы? — решительно проговорил Лапшин. — Как ты себе это представляешь — меня в строгом прикиде?

— Нормально представляю, — грустно ответил Феликс. — Тебе пойдет.

— А что скажет мой зритель? — нахмурился Лапшин. — Продался Лапша за капусту, вот что он скажет.

— Твои музыканты не стесняются продаваться, — усмехнулся Калязин. — И ничего, никто их гнилыми помидорами не забрасывает.

— Это как сказать… — еще больше нахмурился ведущий «Музыкального кавардака». — Новое поколение пиплов не такое безголовое, как кажется.

— Если вы откажетесь, — сказал Калязин, — придется за это дело взяться мне. Больше вариантов нет. И это будет началом нашего бесславного конца.

Саши переглянулись в третий раз. Редко от руководителя канала можно было услышать самокритику, тем более такую.

— Я вообще-то в Германию собиралась… — тихо проговорила Саша. — К жениху.

— А у меня жена на днях третьего рожает, — подхватил безнадежным тоном Лапшин, понимая уже, что от просьбы-приказа не отвертеться. Все они понимали, молодые телевизионные звезды. Понимали, что если кто на канале и справится с «собачьими бегами», так это только они.

— Хорошо раньше было, — вздохнул Калязин. — Партия сказала, комсомол ответил «есть».

— Угу… — пробормотал Лапшин. — Первым делом самолеты… Ничего не меняется, оказывается, в этой жизни, а, Феликс? Зачем нам это надо? Когда мы начинали, я полагал, что нас не коснется это дерьмо. За это зритель нас и любил. За то, что мы не марались. А теперь что получается?

— Детские иллюзии! — усмехнулся Калязин. — Жить в обществе и быть свободным от общества нельзя. Кто сказал?

Саши недоуменно пожали плечами. Знаменитая фраза не вызывала у них никаких ассоциаций по персоналиям.

Когда Бурковская вошла в огромный, похожий на конференц-зал кабинет, Полуянов, приветствуя ее, приподнялся из-за стола, чего обычно не делал.

«Неужели знает, что я его видела на лестнице? — ужаснулась она. Всей ее кофейной психотерапии как не бывало. — Вот позовет сейчас этого своего… как его? Батона…»

— Садитесь, Северина Анатольевна. Хотите кофе? — улыбнулся босс и взглянул на нее как-то по-новому… Изучающе.

«Знает!.. — охнула она про себя. — Или только подозревает? Надо все отрицать. Причем так, чтобы у него не осталось сомнений. Молчать, как белорусский партизан. Иначе мне живой отсюда не выйти…»

— Спасибо, Андрей Дмитриевич, — кивнула она, хотя кофе, конечно, не хотела. Да и не было у Полуянова ее любимого «Конкистадора»…

Словно в полусне Северина наблюдала, как вошла и вышла секретарша, как оказался на приставном столе для заседаний поднос с кофейником и чашками. «Какая безвкусица!» — привычно подумала она, глядя на фарфоровые чашки, расписанные розовыми розами с золотыми стеблями. Но тут же спохватилась, что думает совсем не о том. О спасении собственной жизни ей надо думать, вот о чем!

Полуянов поднялся из-за своего директорского стола, сел напротив нее и, задумчиво разглядывая содержимое подноса, разговор начать не спешил. Бурковскую от страха затошнило. «Может, сказать ему, что мне нужно на минутку выйти? И бежать, бежать со всех ног!.. Из этого здания, из этого города… Стоп! — строго сказала она себе. — Если он ничего не знает и я сбегу, он сразу догадается. Бежать нельзя. Но что же мне делать, Господи?!»

И тут Полуянов заговорил.

— Северина Анатольевна, — сказал он, посмотрев ей прямо в глаза, — сегодня я принял одно важное решение… Я еще никому не сообщил о нем. Хочу, чтобы вы узнали первая. Потому что рассчитываю на вашу помощь и поддержку. И на ваше понимание ситуации.

«Я отлично понимаю ситуацию! — чуть не закричала она вслух. — Клянусь, что буду молчать!»

Но тут он скучным голосом добавил:

— Я решил баллотироваться в Государственную думу. — И снова начал разглядывать чашки с розами.

«Что он сказал?! — не поверила своим ушам Северина. И тут же почувствовала невозможное, невероятное облегчение… — Так он только за этим меня и вызывал? Какое счастье! Куда он собирается баллотироваться? В Думу? Да хоть в президенты!»

Бурковская быстро плеснула себе в чашку кофе, залпом выпила и наконец смогла улыбнуться.

— Поздравляю вас с таким ответственным решением, Андрей Дмитриевич, — бодро проговорила она. И тут же мысли Северины Анатольевны заработали в новом направлении.

«Ничего себе задачка! — подумала она. — Он что, считает, это так легко? Конечно, у него есть деньги, к тому же он хозяин рекламного концерна, где полно профессиональных пиарщиков. Концерн будет работать на него, это ясно. Но ведь все-таки главное — сам кандидат. А Полуянов, с его отрицательным обаянием, скудным лексиконом… Неужели он не понимает, что у него нет никаких шансов? Он сказал, что рассчитывает на мою помощь. Конечно. Он же ничего не знает. Да и откуда ему знать?»

Полуянов снова посмотрел на нее и недовольным тоном сказал:

— Вижу, что я вас серьезно озадачил, Северина Анатольевна… Так да или нет?

Бурковская лихорадочно просчитывала варианты. Исходя из элементарных моральных принципов, ей никак нельзя было ответить «да»…

Дело в том, что месяц назад она поставила перед собой задачу, от успешного решения которой зависело многое, слишком многое… Она решила двигать в Думу своего любовника — Васю Чуткого. Собственно, он сам попросил ее об этом, а отказать Васе она не могла. Ответив Чуткому согласием, Бурковская позволила себе помечтать о том прекрасном будущем, когда Вася станет депутатом. Не повезет же он с собой в Москву свою жену, тупую деревенскую бабищу! А вот она, умная, светская и успешная Северина, могла бы ему там о-очень пригодиться. Вася не дурак и обязательно это поймет — особенно после того, как именно она протащит его в Думу.