— Он может принимать совершенно разные обличья, — пояснила Дарина Мариэль, — и разные имена. — И добавила, показав на зеркало: — Тот, кто ждет за зеркалом, Владыка Отражений, повелитель ос…

Порывшись в рюкзачке, мальчик достал листок бумаги. На одной стороне была нарисована машинка, но другая оставалась чистой. И он начал писать там что-то цветным карандашом. Закончив, протянул листок Дарине, та прочла его и, сложив, сунула в карман. А потом произнесла одно слово:

— Паркер.

Ребенок направился к Мариэль, и с новой силой она почувствовала, что в этом детском теле скрывается неизмеримо более взрослая сущность. Его миножий рот открылся, и бледный язык облизнул скривившиеся в ухмылке губы. Дарина положила руку ему на плечо, и голова мальчика, замерев в нескольких дюймах от лица Мариэль, удивленно повернулась к женщине.

— Нельзя, — строго произнесла Флорес.

Ребенок продолжал вопросительно смотреть на Дарину. Он пытался что-то сказать, но вместо слов из его рта вылетали хрипы, напоминавшие карканье вороненка.

— Мы обещали, — пояснила Дарина. — Я обещала.

Мальчик отступил от нее. Он подошел к столу и начал складывать инструменты в свой детский рюкзак. Пора было уходить.

Дарина возвышалась над Мариэль.

— Вы обманули меня, — сказала она. — Вам следовало рассказать мне об этом сыщике. Поэтому я могу объявить нашу сделку недействительной и убить вас за обман.

Мариэль молча ждала. К чему сотрясать воздух бесполезными просьбами.

— Но, возможно, благодаря вашей лжи мы смогли восстановить нечто важное для нас. Вам известно, что однажды сделал тот сыщик?

— Нет.

— Он лишил жизни того, кого вы видите перед собой, — сообщила она, показав на мальчика. — Заставил умолкнуть на время его вечный дух.

— Ничего не поняла, — пробормотала Мариэль.

— Разумеется. А вот Паркер поймет, когда мы с ним встретимся. Я обещала, что сохраню жизнь вам и вашему брату, и я сдержу слово. Мы всегда исполняем обещания.

Ребенок опять порылся в своей сумке и достал металлический бокс со шприцами. Он набрал в один из шприцев прозрачную жидкость из стеклянного пузырька, которого Мариэль прежде не видела.

— Не надо больше, пожалуйста, — взмолилась Мариэль.

— Это другой укол, — бросила Дарина. — Но не волнуйтесь: он не принесет вам боли.

Мариэль увидела, как ребенок в последний раз подошел к Грейди. Ее брат никак не отреагировал ни на приближение мальчика, ни на укол. Его углубленный в себя взгляд не изменился, но спустя несколько секунд веки Грейди закрылись и голова поникла. Ребенок вновь начал набирать жидкость из пузырька. Когда он закончил, склянка опустела. Он бросил ее в рюкзак и направился к Мариэль.

— Это раствор актрапида, — любезно пояснила Дарина. — Проще говоря, инъекция инсулина.

Мариэль решила действовать. Ее колени были подтянуты к груди, а ступни упирались в диван. Собрав все силы, она бросилась на Дарину, но женщина ловко отскочила, получив лишь скользящий удар, а Мариэль свалилась на пол, где к ней тут же подскочил мальчик и всадил в руку шприц. Окружающий мир быстро заполнился тенями.

— Вы будете спать, — услышала она голос Дарины. — Будете спать очень долго.

Сильная доза лекарства заполняла организм Мариэль, погружая ее в коматозное состояние.

Проснувшись на больничной койке, Элдрич подумал: «Я видел прежде этот сон». Кровать, чистая палата; легкий шум тестового прибора, обусловленный микрофонным эффектом; резкий запах антисептика, а за всем этим скрывается кошмар: тянущиеся к нему когтистые пальцы пытаются навеки утащить его во мрак. Он приподнял правую руку и, почувствовав странную тяжесть, увидел, как на простыню упала капля вводимого ему в вену раствора. Он потянулся к шприцу, но чья-то рука мягко, но решительно остановила его.

— Не надо, позвольте я сам, — произнес знакомый голос.

Старик уловил привычный запах никотина, осознав присутствие сына; не Коллектора, а именно сына, поскольку Коллектор никогда не говорил с такой кроткой озабоченностью. Его голос звучал приглушенно: взрывная волна повредила слух Элдрича.

— Я спал, — тихо сообщил законовед. — Мне приснилось, что она умерла, а потом мне приснилось, что это был только сон.

Его лицо болело. Он коснулся пальцами щек и обнаружил повязки на самых глубоких ранках.

— Мне очень жаль, — сказал сын. — Я понимаю, что она значила для вас.

Элдрич повернул голову налево. Рядом с кроватью на тумбочке лежали обнаруженные при нем вещи: бумажник, ключи, часы. Какие-то мелочи.

Но женщины в палате не было.

— Что вы помните? — спросил сын.

— Электричество. Пропадало электричество, кажется, раза два. Я спустился в подвал, но не заметил никаких поломок.

— А потом?

— Какой-то мужчина. Он прошел мимо меня по улице, я насторожился, но он удалился, и я забыл о нем. Перед самым взрывом он окликнул меня. По-моему, он пытался о чем-то предупредить, но после взрыва я больше его не видел.

— Вы помните, как он выглядел?

— Лет пятьдесят, по-моему, или немного старше. Небритый, но без бороды. Ростом около шести футов. Довольно плотный и сильный.

— В какую сторону он направился?

— К югу.

— К югу… По другой стороне улицы?

— Да.

— Вы сообщили об этом полиции?

— Нет. По-моему, я вообще с тех пор ни с кем не говорил. Помню лишь, что пытался приподнять ее, но она уже не двигалась.

— Полицейские захотят побеседовать с вами. Не говорите им о том мужчине.

— Не буду.

Сын взял салфетку и смочил ею лоб отца, стараясь не задеть ранок.

— Насколько сильно я пострадал? — спросил Элдрич.

— По большей части порезы и ушибы. Легкая контузия. Однако они хотят понаблюдать за вами несколько дней. Что-то их беспокоит.

— У меня проблемы со слухом. Твой голос, мой голос… все воспринимаю приглушенно.

— Я передам докторам.

Элдрич попытался повернуться на бок и почувствовал боль в паху. Заглянув под простыню, он увидел катетер и застонал.

— Я понимаю, некоторые неудобства, — сказал сын.

— Мне больно.

— Об этом я им тоже скажу.

— У меня во рту пересохло.

Сын достал из прикроватного шкафчика пластиковый поильник и дал отцу напиться, поддерживая его голову. Он ощутил под пальцами хрупкость костей старческого черепа. Казалось, хватило бы легкого нажима, чтобы тот сломался, как яичная скорлупа. Просто чудо, что он выжил. И, безусловно, умер бы, если бы взрыв произошел немного раньше.