располагались жилые дома, в которых обитали гальторинцы. На обычных людей гнев распространялся не так сильно, как на воителей. А потому эти мужчины, женщины и дети не торопились враждовать с теми, кто пришли захватить земли северные. Однако и своей неприязни не скрывали. Асон посетовал на то, что его соглядатаи забыли предупредить, что здесь ещё обнаружены эти люди. Один из невидимок сказал, что не увидел в них опасности, а потому просто-напросто позабыл о них, когда стремился со своим докладом обратно в лагерь. Делать было ничего, пришлось оставить тут всех лучников, а к ним приставить защитников, который будут сражаться в ближнем бою. Глядя на Гальторин, залитый ночной тьмой, генерал стал составлять план действий. Сейчас патрули противника очень хорошо видны, потому что они пользовались факелами. Они скопились в большом количестве на северо-западе, там, где располагался дворец. Асон прикинул расстояние и был уверен в том, что, если выманить гвардейцев советника чуть подальше, то лучники могут достать до противника и поддержать. Так вот под прикрытием стрелков воители получат хороший опыт ведения войны и проложат путь к поражению противника. Пока будет длиться это сражение, Дракалес будет биться с Ангором и заберёт, в конце концов, его дух гнева. Однако генералу не давало покоя другой отряд вражеских гвардейцев, который располагался на юго-западе. Что они там делали, он не понимал, однако побаивался, как бы во время решающего сражения они вдруг не двинулись сюда, к позиции лучников. Конечно, их было очень мало, однако, если с ними объединятся мирные жители, это может составить большую проблему. Оставить здесь ещё воителей ближнего боя означало уменьшить их количество в решающей схватке. Дракалес подсказал ему прибегнуть к помощи соглядатая. И Асон послушался этого совета. Двое невидимок были посланы к этому незначительному отряду, чтобы в случае каких-то подозрительных передвижений один помчался предупредить генерала об этом, а другой, как мог, принялся бы задерживать их. Дождавшись, когда ночь начала превращаться в утро, Асон скомандовал наступление.

Главная дорога шла вдоль жилых домов. И люди, которые проживали в этих домах, с явной неприязнью глядели на тех, кто проходит мимо них. Асон, вглядываясь в эти лица, искажённые злобой, испытывал такой же гнев. Сейчас они приближались ко дворцу советника, где находился источник этого самого порока, поэтому каждый ощущал, как это гнетущее чувство пускает корни в их сердце и пытается воздействовать на них, как это было тогда, ещё в Снугде. А ведь воители помнили, как им сложно было в тот раз. Поэтому каждый укреплялся в решимости противостоять этому давлению. Но, конечно же, больше всего их защищало присутствие Дракалеса. Покоривший часть гнева бог войны рассеивал огромное количество этого духа. Он не разрушал вражеское воздействие целиком, чтобы гвардейцы учились побеждать свой гнев, ведь войной должны править здравомыслие и тактика, но никак не презрение к противнику.

Бог войны понимал, что подобного рода воспитание воителей, по сути своей, является пустой тратой времени, ведь человек не вечен. Придёт время его жизни завершиться, и все наставления уйдут вместе с ним в могилу. И только лишь бессмертные, воскрешённые из таких людей, сумеют сохранить все эти наставления. Однако даже так то, чему эти люди обучаются сейчас, будет бессмысленным после того, как они обратятся в нежить, потому что мы не подвержены гневу. Однако ничего Дракалес поделать не мог, ведь среди боевых кличей не было такого, который мог бы даровать смертным вечную жизнь. Хотя кто знает? Быть может, после того как он покорит алчность и безумие, ему откроется такая способность. Ведь, поглотив дух гнева, он сумел слить его со своими божественными силами, в следствие чего перед богом войны открытой стала возможность нового боевого клича. С помощью этого выкрика ваурд мог вселить этот самый дух гнева в тела воителей, так что они будут не просто воодушевлены, но прямиком усилены, как словно в один миг они все обратились в воинство Атрака. Однако Дракалес не торопился испытывать получившийся результат слияния сил на гвардейцах, которыми он окружён, потому что осознавал и даже ощущал, что эта способность не завершена, что нужно поглотить остатки гнева, которые живут в Ангоре. А уже после этого с помощью полного понимания духа войны можно приступить к испытаниям. Но даже сейчас ваурд мог предположить, насколько могущественным получится этот клич. Он будет настолько силён, что даже мёртвые встанут на его сторону, объятые этим самым духом гнева. Более того, пока действует этот клич, гнев станет новым духом для безжизненного тела. Мертвец будет движим этим духом и будет столь же могущественен в битве, как и те, кто получили этот самый дух ещё при жизни. И всё это только лишь ожидало впереди.

Утро постепенно сменилось полднем, а после превратилось в сумерки, которые перешли в ночь. Дворец советника значительно приблизился, никаких происшествий не происходило. Асон и гвардейцы продолжали бороться с гневом. Дух Дракалеса продолжал хранить их разумы от враждебного настроя ума, а тела — от их насущных потребностей. На протяжении всего похода по враждебным землям никто из них не испытывал усталости, жажды, голода или сонливости. Когда не было боёв, они чувствовали себя хорошо. Когда начиналось сражение, они начинали чувствовать себя ещё лучше. И бог войны понимал, что поступил неверно, оберегая их от всех этих трудностей, ведь без него им пришлось бы справляться со всем этим своими усилиями. Да, пришлось бы тащить с собой тяжёлый обоз провианта, пришлось бы делать привалы, отдыхать, выставлять стражу и начинать каждый день с воодушевляющих речей, чтобы поднять боевой дух. Но это было бы так долго, так муторно. Тем более, идя на защиту Снугды, Адин не подготовил своё воинство к такому. А потому, чтобы штурмовать Северные земли и Гальторин, в частности, ему пришлось бы вернуться в Каанхор, собрать все эти припасы и, самое главное, потратить на это огромное количество времени. Когда как владыке войны хотелось завершить поскорее путь познания себя. Это было тяжким бременем. Что может быть тяжелее для вестника войны, проносящегося, словно неудержимый вихрь, словно жуткий катаклизм, словно неотвратимое бедствие, нежели тягостное плетение времени и медленное продвижение вглубь вражеского оплота. Будь он один, давно бы уже призвал Орха и Гора, а после обрушился бы на эту столицу неудержимым вихрем, жутким катаклизмом и неотвратимым бедствием, а после смёл бы всех и всякого, кто встанет у него на пути или окажется поблизости. Он бы уничтожил Ангора, даже не заметив этого. А после поглотил бы дух гнева и