class="p1">Когда жрец коснулся его обнаженного плеча, царь понял, что время пришло. Со спокойным достоинством он поблагодарил старика и преклонил перед ним колени за благословение. Поднявшись, Леонид собрал свой личный отряд из трехсот человек, после чего призвал периэков – воинов, которые жили вокруг Спарты, но не принадлежали к элите. Как и его личная охрана, они не были связаны законами эфоров.

Леонид нахмурился, подумав о тысяче человек, откликнувшихся на его призыв. Они были обязаны ему верностью до самой смерти. Неужели он нарушил свою клятву? Нет, не нарушил. Люди, которые шли с ним в тот день, были из Пелопоннеса, но не из Спарты. С илотами, с присоединившимися к нему платейцами и феспийцами, под его командой собралось шесть тысяч человек.

Проходя по возвышенности у побережья, Леонид увидел на воде красные паруса спартанских кораблей, ведущих за собой греческий флот. Галер было больше, чем он мог себе представить. Он знал Эврибиада как хорошего человека. Леонид повернул голову и, свистнув бегущим следом за ним илотам, назвал имя того, кто ему нужен. Дромеас был, казалось, рожден для бега – бег давал ему ощущение свободы. Молодой – ему не исполнилось тридцати, – чернобородый, он имел отличительный знак в виде рваного шрама на лице, благодаря которому и попал в группу личных илотов Леонида.

В состязаниях по бегу Дромеас обогнал группу из трех молодых спартиатов, и они, конечно же, жестоко избили его в ответ, нанеся рану от лба до подбородка. Леонид предложил илоту место в своей свите – если ему удастся снова победить тех троих. Хотя кровь стекала по его груди и капала на бедра, Дромеас собрал в кулак волю и опередил спартиатов во второй раз за этот день. Двое из них ушли с состязаний – один, чтобы присоединиться к периэкам, другой вернулся к семье в Коринфе.

С тех пор Дромеас прослужил тысячу дней для спартанского царя, который понял его ценность и волю.

Когда молодой бородач подошел ближе, Леонид хлопнул его по плечу:

– У меня есть для тебя задание, Бегун.

Возможно, другой воспринял бы такое обращение как оскорбление, Дромеас же носил это прозвище с гордостью.

– Спустись на побережье, найди рыбацкую лодку или что угодно, что доставит тебя на флот. Отыщи корабли с красными парусами и на одном из них Эврибиада. Передашь ему мое послание.

– Красные паруса. Эврибиад, – повторил Дромеас, уже начав дышать медленно и глубоко, готовясь к бегу.

Он был намного сухощавее воинов в колонне, и под трепещущими мышцами на его груди проступали кости.

– Скажи ему: «Леонид будет держать прибрежный проход». Вот и все.

Дромеас не стал дожидаться, пока его отпустят, а отправился в путь тотчас же, и под его босыми ногами завихрились клубочки пыли. Леонид кивнул. Каждый из его илотов был в чем-то необычен. Он тщательно отбирал их всех, помня, что в сражении эти люди будут стоять у него за спиной.

В тот день они шли с ним потому, что он был царем и призвал их на войну. Они не знали, что Леонид идет навстречу смерти. Он принял свою судьбу и был к ней готов. Он даст жрецам время, о котором они просили, чтобы почтить бога Аполлона – и собрать армию.

Леонид лишь жалел, что не он поведет десятитысячную армию Спарты, не имеющую равных в мире. Они станут его ответом персам. Они станут его местью. Он улыбался, шагая вперед. Воздух был сладок и чист. Светило солнце, и голубело небо. Хороший был день.

Глава 40

Флот поднял паруса, когда море было спокойным. В предшествующие недели Ксантипп взял подготовку флота на себя. Под его бдительным оком экипажи работали до изнеможения, изо дня в день, улучшая физическую форму как гребцов, так и гоплитов. Время от времени он сажал команды гоплитов на гребные скамьи, чтобы они получили некоторое представление об этом труде. Получив опыт, после которого у них еще долго болело все тело, они уже не станут жаловаться, когда триера начнет отставать. Свободным гребцам также не повредило потренироваться с мечом и щитом. Если триеру возьмут на абордаж, сражаться придется всем.

Всякий раз по возвращении в Афины Ксантипп устраивал прямо в городе забеги-соревнования с гоплитами из отряда Аристида. Мало-помалу соревнования становились все более серьезными. Поначалу армия лидировала, но флот постепенно подтягивался, ведя тщательный подсчет. Какое-то время обе команды шли на равных, но на прошлой неделе сорок моряков под предводительством Кимона первыми пересекли черту. Это была не мелочь. Ксантипп принял венок победителя из рук Аристида и передал его Кимону под одобрительный рев его команды.

Идя под парусом, рассекая с шипением море, флот казался огромным. Команды занимались тем, что крутили туда-сюда на один ярд балку, стараясь поймать ветер и раздуть ткань. Под парусом шли медленнее, чем на веслах, но гребцы не жаловались, отдыхая, как охотничьи собаки, поджарые и сильные, накормленные лучше, чем до возвращения Ксантиппа из изгнания. Он настоял на яйцах, мясе и вине для них, сверх тех бобов, которое они обычно употребляли. Даже за несколько коротких недель результаты проявились в мышцах и здоровье.

Они были свободными людьми Афин, но приняли власть собрания ради самых высоких целей. Никто не позволял соседям брать на себя это бремя, особенно когда за спиной у них были родители, жены и дети.

Ксантипп видел это в каждом из них – и это его вдохновляло. Они вместе боролись против общего врага.

Ближе к вечеру Фемистокл приказал флоту стать на весла. Под барабанный бой паруса были спущены, скатаны, обвязаны и убраны. Снятые мачты укладывали в трюме. На некоторых кораблях мачту оставляли на палубе и закрепляли железными обручами и веревкой.

Наблюдая это превращение, Ксантипп каждый раз испытывал необъяснимое волнение. Весла лежали в трюме, как старые кости. Три группы людей внизу освоили свое дело настолько хорошо, что могли поднять их, повернуть и просунуть в порты в считаные мгновения – результат бесконечных часов тренировок. Без паруса каждый корабль на короткое время становился неуклюжей посудиной, а затем внезапно возвращался к жизни, и выбеленные солнцем крылья ударялись о воду. Первые же взмахи весел демонстрировали навыки, приобретенные за месяцы или годы. Гребцы работали в полном согласии, и если один из них портил картину из-за пьянства или невнимательности, его могли запросто избить той же ночью или даже выбросить за борт в позднюю вахту при общем молчании. Их задача состояла в том, чтобы грести с любой требуемой скоростью; разворачивать