Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И тут до сознания наконец дошли слова Дэнни. Он сказал – «ее». На нее напала девушка?
– Это что, была Джада? – выпалила Кристина самую первую пришедшую ей на ум версию.
– Почему Джада? – не понял Дэнни.
– Потому что она меня терпеть не может, – ответила Кристина и снова поднесла пробку к носу. – И однажды она уже пыталась от меня избавиться… – рассеянно добавила девушка, размышляя о телефоне из кибитки под кроватью и о том, почему запах одеколона кажется ей таким знакомым. Да, она точно ощущала этот аромат прежде. Приятный и сдержанный, с нотками какой-то экзотической древесины, навевающей ассоциации с жаркими странами и джунглями, и оттенком бергамота…
– Нет, на этот раз тебя пыталась укокошить не она, – ответил Дэнни.
Кристина его не услышала. Пальцы разжались, и флакон упал на пол. Кристина вспомнила, откуда ей знаком этот запах. Вспомнила удар спиной о стену автобуса, от которого у нее вышибло дух, и безжалостные жесткие ладони, сжимавшиеся на ее шее.
«Кто ты такая? Кто ты такая на самом деле? Ну? Да говори же! Ты с ними?»
А с телефоном – это тоже был он, там, на другом конце неподсоединенного провода? Он угрожал и сыпал проклятиями, пока она раз за разом послушно снимала трубку?
– На тебя напала Дукати, – откуда-то издалека донесся до Кристины голос Дэнни, но и эти слова не достигли сознания.
– Чья это кровать? – спросила она непослушными губами, и собственный голос звучал глухо, словно сквозь густой слой ваты. Конечно же, Кристина знала ответ, она же видела его раньше, тоже раненого, лежащего на этой самой кровати.
– Фьора, – ответил Дэнни. – Во всяком случае, именно на ней он валялся, прежде чем ускакал на поиски байкерши.
В голове зашумело, мир вокруг кружился и рушился.
Это был Фьор. Это Фьор едва не убил ее тогда.
* * *
Кристина не помнила, как вышла из автобуса, и ничего не видела, перед глазами стояла пелена разочарования, боли, ярости и слез. Все это время Фьор был рядом, втирался ей в доверие, казался таким милым, строил из себя друга, а на самом деле все это время за ней следил! Ждал… а чего он от нее ждал? Какие секреты надеялся заполучить? Что-то связанное с их прошлым и теми видениями, которые являлись им обоим? А были ли они у него? Или он просто ей подыгрывал, чтобы расположить к себе наивную дурочку? Но для чего? Что ему было от нее надо? Она же не представляла собой никакой ценности! Единственная ее ценность прямо сейчас – это то, что она – директор цирка, а этой ночью в цыганской кибитке узнала очень много того, о чем циркачи давно забыли. Но тогда, когда она только появилась в «Колизионе», Фьор не мог знать, что Кристина станет директором. Просто не мог! И того, что она сумеет вернуть ему цирковой дар, тоже.
Боль от предательства была неожиданно острой, и Кристина не понимала почему. Их же с Фьором ничего не связывало! Вот если бы такой нож в спину ей воткнул Мануэль, это было бы совсем другое дело, с ним у них отношения. А Фьор ей в лучшем случае друг. Был.
Когда дорогу Кристине перегородил ягуар, девушка только покачала головой, давая понять, что не хочет говорить. Не нужны ей сейчас все эти индейские мудрости и образные высказывания, до смысла которых еще пойди докопайся. Ей сейчас нужно… Кристина вздохнула. А что ей сейчас нужно? Хорошенько покричать, выпуская гнев? Всласть поплакать? Или найти Фьора и спросить: за что? Да, последний вариант выглядел наиболее привлекательным, но в то же время все внутри восставало против того, чтобы искать фаерщика и первой требовать у него ответов. Это так унизительно!
Те, по-прежнему оставаясь в образе своего нагваля, еще немного постоял, изучая девушку янтарными глазами, а потом отошел в сторонку. Когда Кристина проходила мимо, большая мягкая голова хищника ткнулась ей в ладонь, словно утешая.
Этого короткого взаимодействия с Те хватило, чтобы Кристина пришла в себя. По крайней мере, теперь она хотя бы видела, что происходит вокруг. Цирк был практически полностью свернут, Летун с Витом закрепляли последнюю карусель на прицепе, тут и там хлопали дверцы кузовов и багажников, в которые погрузили оборудование. Фьора нигде не было видно.
Кристина вспомнила слова Дэнни о том, что фаерщик отправился на поиски того, кто на нее напал. В тот момент она была слишком ошеломлена запахом одеколона и не особо его слушала, но… он и правда упомянул Дукати или она ошибается? Однако зачем новенькой пытаться ее убить?
Впрочем, а чему она удивляется? Пытался же зачем-то ее убить Фьор! Вот только почему-то так и не довел дело до конца, хотя у него была уйма возможностей. Почему же он не закончил то, что начал? И вообще, у нее что, на спине мишень с надписью «Убей Крис»? Почему они все на нее ополчились?
На глаза навернулись слезы. Казалось бы, ей должно быть страшно, ведь ее пытались убить! Но прямо сейчас Кристина испытывала не страх, а обиду. Эту извечную обиду, которая уходит корнями в детство, обиду – эхо детских обид маленького ребенка, которому очень хочется, чтобы его любили, жалели, лелеяли и утешали, а вместо этого он получает только окрики и наказания.
– Крис, – услышала она рядом с собой, с облегчением всхлипнула и, не поднимая головы, уткнулась носом в плечо Мануэля и зарыдала, уже сама не зная, из-за чего именно: из-за Дукати, из-за Фьора, из-за визита к семье прошлой ночью, из-за накопившегося за последнее время нечеловеческого стресса, из-за того, какая огромная ответственность навалилась на нее с признанием того факта, что она директор, или из-за всего сразу.
Воздушный гимнаст с готовностью обнял девушку и стал медленно гладить по волосам и спине. Молча, ничего не говоря, и за это Кристина была ему особенно благодарна. Хуже некуда, чем слышать «ну-ну, все будет хорошо», когда тебя просто распирает от того, как тебе плохо!
Кристина не представляла, как долго плакала. Она смутно чувствовала, как Мануэль, продолжая крепко обнимать, вел ее куда-то, как на что-то усадил и снова обнял и как стал мерно, убаюкивающе покачиваться мир вокруг.
Целую вечность спустя слезы наконец иссякли. А когда Кристина поймала себя на мысли, что не торопится отлипать от плеча Мануэля,