Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Брови Ридли вопросительно вздернулись – Джек не успел рассказать ему о визите к доктору Энглманну. Уж слишком неожиданной оказалась находка с тела покойника...
Джек прошептал:
– Мне стало известно, что свидетельство о смерти мисс Эдвардс было выдано доктором Юлиусом Энглманном с Харли-стрит. Я наведался к нему этим днем, и он точно что-то скрывает...
– Мистер Френч, – Ридли только и сделал, что ожег юношу недовольным взглядом, – какие отношения связывают вас с доктором Юлиусом Энглманном?
– С доктором Энглманном? – удивился все еще не пришедший в себя Оливер Френч. – Не понимаю, что вы подразумеваете под «отношениями», инспектор, однако доктор Энглманн является лечащим врачом моей дочери Матильды. Я обратился к нему сразу же после возвращения в Лондон – этого джентльмена рекомендовали, как одного из лучших докторов столицы.
– Мисс Эдвардс тоже пользовал тот же доктор? – осведомился Ридли, и мистер Френч утвердительно кивнул.
– Едва узнав о болезни дочери, я упросил Мэри позволить доктору Энглманну осмотреть девочку и заняться ее лечением. Мэри не отказала: здоровье дочери оказалось важнее уязвленной гордости. Поэтому да, Этель тоже пользовал тот же доктор. Однако не понимаю, почему вы спрашиваете?
Ридли с Джеком обменялись многозначительными взглядами, и последний вдруг поинтересовался:
– Чем больна ваша дочь, мистер Френч?
Так и не получив ответа на свой вопрос, мужчина уставился на до этого молчавшего Джека в полном недоумении.
– На самом деле, я этого не знаю, – произнес он совершенно бесцветным голосом. – Если быть точным, никто не знает. Это какая-то разновидность чахотки, сопровождающаяся постоянным насморком и зудом во всем теле. Зимой Матильде становится несколько лучше, начинает казаться, болезнь отступила... Произошло долгожданное чудо. Однако с приходом весны симптомы возвращаются. Не скрою, – Оливер Френч тяжело вздохнул, – я не в последнюю очередь надеялся, что лондонским эскулапам удастся совершить то, что не удалось их нью-йоркским собратьям.
Ридли, верно, припомнив подозрения Джека в отношении болезной наследницы, попросил:
– Не могли бы мы видеть вашу дочь, мистер Френч? Возможно, она могла бы рассказать нам нечто полезное.
Тот собирался было что-то ответить, возможно даже, возразить, однако, полностью покорный судьбе, мотнул своей поникшей головой.
– Пойдемте, я отведу вас к ее постели. – И только попросил: – Не говорите девочке о смерти Клода, пожалуйста. Я сам ей сообщу... Позже. И об Этель не говорите тоже. Ей ни к чему лишние волнения... Она и так сильно переживала ее потерю.
И он повел посетителей вверх по лестнице в комнату дочери. Та располагалась в южном крыле дома, и стойкий цветочный аромат безошибочно указывал верное направление...
– Матильда любит цветы, – нашел нужным пояснить мистер Френч, стуком сообщая о своем присутствии. Дверь открылась в ту же минуту: на пороге показалось женское личико с печальным, если не сказать более, выражением.
– Миссис Адамс, – представил ее хозяин дома. – Сиделка моей дочери.
Та одарила незваных гостей вежливым книксеном и тут же произнесла:
– Мистер Френч, сэр, – обращалась она в первую очередь к хозяину дома, – простите мою смелость, но я посчитала необходимым вызвать доктора Энгманна, снова – девочке стало хуже. И я...
– Вы правильно поступили, миссис Адамс, – оборвал ее покаянную речь Оливер Френч. И поглядев на обнаружившегося в комнате дочери доктора Энглманна, произнес: – Как ваша пациентка, доктор? Ей уже лучше? – И, даже не дождавшись ответа, повернулся к девушке на постели: – Как ты, родная? – он коснулся бледной руки дочери, выпростанной поверх теплого покрывала. – Чувствуешь себя лучше?
– Все хорошо, – прошелестел тихий голосок.
Джек, как бы ни был он занят высокой фигурой доктора Энглманна, глядящей на них с инспектором перепуганными глазами, все-таки разглядел бледную тень мисс Матильды Френч, обложенной подушками и всякого рода женскими вещицами. Пяльцами, альбомом для рисования... Фарфоровой куклой в платье с рюшечками. И большим букетом белых лилий, поставленных здесь же, у кровати... Именно они источали приторно-сладкий, почти головокружительный аромат, доносившийся до них еще в коридоре.
Мистер Френч с дочерью продолжали переговариваться тихими голосами, и Ридли, предоставив их на время самим себе, обратился к доктору:
– Доктор Энглманн, не могли бы мы с вами переговорить с глазу на глаз? Пожалуйста.
Кадык эскулапа непроизвольно дернулся.
– С кем имею честь? – осведомился он, пытаясь скрыть собственную нервозность, и Ридли, ласково улыбнувшись, произнес:
– Энтони Ридли, инспектор уголовной полиции. Главный уполномоченный по делу мистера Клода Гарднера... Надеюсь, этого достаточно для вас?
Доктор Энглманн мотнул головой.
– Весь в вашем распоряжении, инспектор.
Джек видел, как тот поглядел на него с обреченным видом бредущего на эшафот.
Разговор состоялся в небольшом, смежном спальне мисс Френч будуаре, в который миссис Адамс и препроводила инспектора Ридли, Джека и доктора Энглманна соответственно.
Доктор, к счастью, решил не ходить вокруг да около и сразу же заявил:
– Я не сделал ничего плохого, инспектор, всего лишь поддался на уговоры мистера Гарднера о помощи. Если вам и есть, с кого спрашивать, так это только с него... Я здесь совершенно не при чем.
Ридли выдержал внушительную паузу, такую, что несчастный доктор успел покрыться испариной, и только после проговорил:
– Боюсь, с мистера Гарднера нынче спрос небольшой, доктор Энглманн. Увы... Названный джентльмен, пропавший третьего дня, как вы, должно быть, слышали, сегодня же был найден мертвым... – И пояснил: – Выловлен из реки близ моста Баттерси. Мы склонны подозревать убийство...
– Убийство, – эхом отозвался его собеседник. – Как такое возможно?
Ридли пожал плечами.
– Я полагал, вы сможете ответить на этот вопрос. Вам, определенно, есть, что мне рассказать, не так ли, доктор Энглманн?
Тот потер переносицу, широкий лоб, руки одну об другую и только тогда произнес:
– Видит бог, это произошло помимо моей воли... просто дружеская услуга, как обозначил то мистер Гарднер, – доктор запнулся, произнося имя умершего.
– Расскажите, что это была за услуга, – попросил его Ридли, и доктор снова заговорил:
– Однажды я пришел проведать мисс Френч – у нее снова случился удушающий спазм, и миссис Адамс вызвала меня. Гарднер был в доме: сначала сопроводил меня к постели больной, после вызвался проводить... Тогда-то он и спросил, существует ли препарат, способный погрузить человека в настолько глубокий сон, чтобы его могли счесть умершим. Я удивился вопросу, однако ответил утвердительно... Полагал его интерес проявлением банального любопытства, не более того. Однако Гарднер не отступился: сказал, что готов заплатить за такой препарат хорошие деньги. За препарат и небольшую услугу... – тут он снова умолк, и только вежливое понукание собеседника заставило его продолжить рассказ. – Он попросил меня засвидетельствовать смерть некой девицы... Мнимую смерть, как вы понимаете. Сказал, что между ним и этой девушкой существует негласная договоренность: якобы только ее родители, люди крайне суровых взглядов, стоят преградой на пути к их счастливому воссоединению в законном браке, на что мистер Гардер, судя по его же словам, всем сердцем надеялся. Ситуация была пикантная, – доктор Энглманн дернул плечами, – крайне щекотливая, и мне было неловко расспрашивать, однако мистер Гарднер не казался пустым шутником, к тому же...