– Что вы собираетесь со мной сделать? – грустно спросил Соловей. – Я в полицию хочу. Вы какие-то опасные типы.

– Рано нам в полицию, любезный, – ответил Гумилев.

* * *

Комната Хонгра была обставлена в восточном стиле – наверное, Карлом. Маленький столик с кальяном, большая кровать, шкаф, ковер на полу. На ковер Хонгр и прилег, катая из руки в руку шар коммуникатора. Надо поговорить с Мерлином, выяснить задачи и решить для себя, стоит ли их выполнять… Но начинать тяжелый разговор не хотелось!

Гумилев… Кажется, Хонгр читал его стихи в юности. Стало быть, личность легендарная. И жил примерно в одно время с Че Геварой… Интересно, были ли они знакомы тогда?

Сделав запрос по Сети, Хонгр выяснил, что встречаться с его кумиром русский поэт никак не мог – революционер родился через семь лет после того, как Гумилева расстреляли на противоположном конце земного шара. Причем расстреляли за участие в контрреволюционном заговоре. Все возвращается на круги своя? Поэт-монархист вновь стал поперек дороги революционерам?

Такая трактовка Хонгру активно не нравилась. Революцию порой нужно защищать с оружием в руках – но вовсе не от поэтов и философов.

Наугад открыв файл со стихами поэта, Хонгр прочел:

Прекрасно в нас влюбленное вино,

И добрый хлеб, что в печь для нас садится,

И женщина, которою дано,

Сперва измучившись, нам насладиться.

Но что нам делать с розовой зарей

Над холодеющими небесами,

Где тишина и неземной покой,

Что делать нам с бессмертными стихами?

И ведь правда – как быть со стихами? Сами собой всплыли в памяти прочитанные прежде, в прошлой жизни, строки:

Луна плывет, как круглый щит

Давно убитого героя,

А сердце ноет и стучит,

Уныло чуя роковое.

Все они сейчас на этом щите, как древние воины Спарты, которые должны были вернуться или со щитом, или на щите, но не бросить оружия, не отступить перед врагом. Но кто враг, кто друг? Давно убитые герои обступают его, вновь пытаются вершить судьбы мира. Великие люди великих эпох – и он, пешка в их игре, упавший в траву дротик…

Еще один стих из файла был словно о самом Хонгре. Ах, как дивно сказано, как музыка звучит в каждой строчке!

Сады моей души всегда узорны,

В них ветры так свежи и тиховейны,

В них золотой песок и мрамор черный,

Глубокие, прозрачные бассейны.

Комм задрожал, запульсировал лиловым. Над ковром появилось изображение Лилии – прищуренные глаза, собранные в хвост волосы.

– Привет! Совсем меня забыл…

– Не ты ли послала меня на Луну? – вздохнул Хонгр.

– Я? На Луну? Ты выражаешься фигурально?

– Нет. Совсем нет. Старик, которого ты велела слушаться, приказал мне лететь сюда.

Революционер решил не называть Мерлина по имени. Все-таки линии связи могут прослушиваться. Имя привлечет ненужное внимание.

Лилия изумленно глядела на Хонгра:

– Я тебе что-то велела? Наверняка ты меня не так понял.

– Нет? Но тогда…

Хонгр замялся. Лилия смотрела на него, ожидая.

– Тогда ты и не ждешь меня? Там, на Земле? – продолжил Хонгр.

– Жду, – ответила девушка. – Ты и в самом деле на Луне?

– Определенно.

– А я ее вижу. Прямо над головой… Помаши мне рукой!

Хонгр махнул – правда, иллюминатора в его комнате не было. Но Лилия сейчас действительно смотрела на него. А он мог выйти в зимний сад и взглянуть на нее…

Спустя несколько секунд он уже смотрел на голубой шар Земли, пытаясь различить Монголию и Улан-Батор. Где-то там, в ночном саду, глядела в небо его любовь, девушка, ради которой он был готов на все.

– И чем ты занимаешься? Устраиваешься на работу? – спросила Лилия.

– Нет. Читаю стихи.

– Какие?

– Гумилева.

– Великолепно. А какие у тебя планы?

– Я собираюсь его убить.

– Ты ненормальный? – закричала девушка. – Совсем одичал?

– Но…

Хонгр растерялся и не знал, что сказать. Теперь ему стало ясно, что Лилия действительно не просила его ни о чем. Ведь они общались в вирте, а там подделать обращение человека проще простого. Что и было сделано Мерлином.

Значит, Лилия понятия не имеет о его делах, не входит ни в какие организации и совсем не интересуется революцией. Да и с чего бы? Зачем ей менять что-то в мире, который добр к ней и к ее друзьям?

– Ты меня пугаешь, Хонгр, – тихо сообщила Лилия. – Вроде бы не мальчик. Что за странные заявления?

– Я и сам себя пугаю, – признался Хонгр. – Но ничего… Я скоро прилечу к тебе. Наверное…

– И не вздумай никого убивать! Ты же пошутил?

– Конечно, пошутил.

* * *

Космолет шел на посадку. Луна закрывала уже половину обзора. Завораживающее зрелище – обширные бледно-желтые поля, сверкающие зеленью и голубизной стекла теплиц и хранилищ воды, дымчатые блоки жилых зон. Вокруг нас роились орбитальные зеркала разных размеров, освещающие и затеняющие Луну.

Связаться с внешними источниками информации не получалось – похоже, любое электромагнитное излучение надежно блокировалось аппаратурой космолета, а сам он казался диспетчерам лунного движения невидимкой.

– Приготовимся к бою, – предложил Гумилев. – Наши противники могли предусмотреть случай захвата корабля. Будьте готовы стрелять без промедления.

Дима Соловей посмотрел на нас с плохо скрытым торжеством. Наверное, мы не учли чего-то? Или он считал своих хозяев такими могучими, что в схватке с ними у нас шансов не было?

Я крутанул барабан найденного в космолете револьвера. Обойма в нем была всего одна.

Гумилев тем временем поднялся из кресла, подошел к пленнику, внимательно оглядел его.

– Не нравитесь вы мне, Дима, – сообщил он.

– А что? – тревожно спросил певец.

– Цвет лица у вас какой-то странный. И манеры…

– Манеры у него как раз самые обычные, – вмешался я. – Типичный попсовик.

– Да нет, я не о том… Позвольте-ка я проверю ваши имплантаты.

– Нет у меня никаких имплантатов! – прокричал Соловей.