И народ сразу понял: вот он, спаситель! Вот он, будущий президент!

Никто из тех, кто воюет против собственного народа, не может называться «героем».

Виктор Гюго, «Девяносто третий год»

Каждый хочет изменить человечество, но никто не хочет изменить себя.

Лев Толстой

Прощание с властью

Это и были сумерки его президентской власти. Он впервые в жизни, кажется, хотел плакать. Он только что простился с самым дорогим, что у него было в жизни, — с властью, не в силах ее удерживать дальше. Формально он сдал свои полномочия еще до записи телеобращения — в половине десятого утра. С подписания указа о передаче власти своему преемнику и.о. президента В.Путину начался его последний официальный день в Кремле. 31 декабря 1999 года. Новогодний праздник. Жизнь не делилась для него на рабочие и праздничные дни, и целый ряд судьбоносных указов он подписывал на даче в воскресенье. Жизнь для него виделась неким монолитом, разбитым на два неравноценных отрезка: почти шестьдесят лет — «до президентского срока» и десять лет — «на посту президента».

А будет ли у него жизнь теперь?! Перепады освещения усилили его нарастающую депрессию. Ему показалось, что за окном вечер, хотя было всего одиннадцать утра.

Телевизионщики, чей профессиональный цинизм не изживался даже прощальной речью президента России, на привычном жаргоне обратились один к другому:

— Ну что? Снимаем его с петли?

— Ага, давай, снимай.

И телеоператор стремительным и в то же время вальяжным шагом прошел через весь кабинет к Борису Ельцину.

— Та-ак, Борис Николаевич…

Оператор ловко запустил свои пальцы в воротничок президентской рубашки, вылавливая оттуда ту самую «петлю» — крошечный телевизионный микрофон.

— Думаю, хорошо получилось, — решил заполнить неловко возникшую паузу президент, из которого несколько секунд назад извлекали микрофон, хитро запрятанный в воротничке пиджака и рубашки.

— Отлично получилось! — как можно бодрее отреагировал оператор.

Телевизионщик лукавил. Президенту тяжело было читать свою прощальную речь, и не обошлось без дублей.

Его коллега уже снял со штатива камеру, резким щелчком отстегнул от нее двухкилограммовые аккумуляторы и теперь укладывал это «железо» в здоровенный черный кофр из прорезиненной жесткой ткани. Драгоценная кассета с записью президентской речи была уже вынута из камеры и коротко подписана карандашом «Президент. Новогоднее обращение. Исходник съемки».

Огромные часы с вращающимся маятником пробили полдень, и по всей комнате разлился их мелодичный перезвон.

Татьяна Ельцина-Дьяченко подошла к отцу. Их глаза, уже влажные от слез, встретились. Таня обняла за плечи отца — в один миг постаревшего на десяток лет шестидесятивосьмилетнего старика — и начала плакать навзрыд. Заплакал и Ельцин.

Никто и никогда до этого момента не видел Бориса Ельцина плачущим. Слезы не подступали к его глазам ни во время «путча» 91-го, ни при расстреле Белого дома в 1993-м, ни во время импичментов, как первого, так и второго… Он, сжавший в кулак свою волю, не позволял себе слез, он настраивал себя на борьбу. Но вот все сражения отыграны… И он сдает позиции новому властителю России.

А кто он без этого кресла и кабинета? Никто. И, обнявшись со своей дочерью, он горько рыдал, давая волю своим чувствам и эмоциям обычного человека. Он перестал быть шахматным королем и стал живым человеком. Он оттаивал от корки льдов политических интриг, которые, словно ледокол, проламывал своим упрямым ходом. И теперь он прощался с самым дорогим, что было у него на свете, — с властью, о которой в своих мемуарах он сказал так:

«Большая политика — это удел сильных, волевых людей. В конце концов, без воли к власти нет и не может быть руководителя государства. Власть держит человека, захватывает его целиком. Это не проявление какого-то инстинкта, лишь со стороны кажется, что власть — сладкая вещь, на самом деле уже после нескольких лет правления многие из нас, я уверен, испытывают полное эмоциональное опустошение. Нет, дело не в инстинкте. Захватывают борьба с обстоятельствами, политическая логика и тактика, захватывает огромная напряженная работа, требующая от человека всех физических и духовных сил… Да, моменты такой самоотдачи дано пережить не каждому человеку. Этим и притягивает власть» (Б. Ельцин. «Президентский марафон»).

Теперь, когда с записью прощальной речи было покончено, на съемочную площадку, точнее, на багрово-красный ковер кабинета, разрешили войти доверенным лицам и членам президентской команды. Представители кремлевской администрации, советники, секретариат, напряженно сидящие в его приемной, узнав об окончании съемок, все как по команде вскочили и вопросительно посмотрели на заведующего секретариатом. Какие поступят указания? Приехавший на процедуру записи телеобращения, Патриарх Всея

Руси Алексий Второй, державший невозмутимо-нейтральное выражение лица, казался спокойнее всех.

Первым к Борису Ельцину пригласили преемника. Уже через считаные часы после отставки Б.Ельцина вышел первый указ и.о. президента России Владимира Путина. И бумагу эту, подписанную рукой Владимира Владимировича, де-факто составил, конечно, сам Борис Ельцин. Документ говорил сам за себя. Ельцин физически боялся уходить из Кремля и пытался с помощью листка бумаги с гербовой печатью и двуглавым орлом оградить себя от всяческих рас-прав и жестов мщения.

Текст этого указа гласил, что Борис Ельцин получал пожизненные гарантии неприкосновенности. Он не может быть привлечен к уголовной или административной ответственности, задержан, арестован, подвергнут обыску, допросу либо личному досмотру. Неприкосновенность распространяется на занимаемые им жилые и служебные помещения, используемые им транспортные средства, средства связи, принадлежащие ему документы и багаж, на его переписку.

За счет федерального бюджета Ельцину предоставлялось право содержать аппарат помощников, выделялось служебное помещение, оборудованное оргтехникой с правом подключения ко всем государственным информационным системам и оснащенное правительственной связью…

Владимир Путин, приглашенный в президентский кабинет, в торжественном костюме, быстро прошел по ковровой дорожке и остановился на почтительном расстоянии от стола, за которым грузно сидел хозяин Кремля. Ельцин молчаливо и грустно смотрел на преемника. Путин напряженно стоял перед экс-президентом, как-то неловко зажав пальцами правой руки «ядерный чемоданчик», а левой — текст «президентской» Конституции.

— Владимир, я верю в то, что у вас все получится. И, запомните мой главный указ: берегите Россию! — громко и весомо произнес Ельцин.

В своем телевизионном обращении к гражданам России Б. Ельцин сказал: «…Я ухожу. Ухожу раньше положенного срока. Я понял, что мне необходимо это сделать. Россия должна войти в новое тысячелетие с новыми политиками, с новыми лицами, с новыми — умными, сильными, энергичными — людьми. А мы — те, кто стоит у власти уже многие года, — мы должны уйти…