Объяснений переселению торгутов можно привести несколько. Авторы китайских документальных источников предпочитают подчеркивать бедственное положение данного народа из-за обременительной воинской повинности в Российской империи наряду с прочими притеснениями. И на самом деле русскому чиновнику, отвечавшему за дела торгутов, с началом Русско-турецкой войны приказали набрать из них 20 тысяч рекрутов. Еще в июле 1770 года Екатерина II в рескрипте астраханскому губернатору Никите Афанасьевичу Бекетову упоминала о намерении этих монголов пересечь реку Яик и переселиться на территорию Джунгарии. Тогда к тому же торгуты давно поддерживали тесную связь с их среднеазиатскими братьями и с Пекином. За много лет до того, например, джунгарский контайша Цэван Араптан женился на дочери предводителя торгутов по имени Аюки. Ближе к описываемым событиям (в 1756 году) миссия торгутов посетила Пекин, а затем еще и далай-ламу в Тибете. В конце князь Шееренг (Церен) и прочие беженцы среди торгутов, по-видимому, помогли убедить их вернуться на родину.

Теперь российские войска занимались преследованием бегущих торгутов, они провели несколько боев, разграбили деревни и поселения, истребили боевые порядки отступников. По прибытии в район Или торгутские предводители предпочли сдаться китайскому генералу области Пледу, а их вожака Убашы с Шееренгом препроводили в Пекин. Оставшиеся в живых переселенцы обосновались вдоль течения Или за счет помощи маньчжуров в размере 200 тысяч лянов императорским серебром.

Если бы такое переселение случилось лет на десять раньше, очень даже вероятно, что все закончилось резкими встречными обвинениями, угрозами вооруженных столкновений и даже откровенными усилиями русских властей по возвращению своих подданных на место. Однако в 1770 и 1771 годах на Россию навалились проблемы дорогостоящей и неутешительной войны против Турции, завершившейся только в июле 1774 года. В Санкт-Петербурге впоследствии удовлетворились преследованием мятежников до границы. Русские стремились не столько заставить их вернуться на насиженные места, сколько покарать за разграбление русских городов на их пути. Конечно же посыпались протесты в Пекин, а также требования вернуть властям отступника Шееренга. Цяньлун категорически отклонил российские требования, он обратил внимание на то, что торгуты безо всякого принуждения просили у маньчжуров пристанища, причем терзаемые голодом. Императрица Екатерина на самом деле приказала губернатору Иркутска А.И. Брилю и коменданту Сибирского рубежа принимать всех торгутов, пытающихся вернуться на территорию России, создавать им благоприятные условия для существования и докладывать о них в столицу. Кроме того, вдоль Селенгинск — Нерчинского рубежа в 1773 году поселилось некоторое количество казаков, но планы относительно такого усиления охраны государственной границы составили еще во время затянувшейся приостановки торговли 1764–1768 годов, и связывать их с торгутскими делами напрямую не стоит. В дальнейшем при всяком удобном случае российские чиновники пытались призвать маньчжуров к ответу за то, что они не смогли убедить торгутов вернуться на Волгу, но такие упреки никем тогда всерьез не воспринимались.

В 1775 году случилась эпизодическая приостановка торговли на три дня, вызванная спором по поводу толкования соглашений семилетней давности, касавшихся сбора таможенных пошлин и обращения с перебежчиками. За исключением данного инцидента после 1768 года китайские власти больше не вмешивались своими приостановками в ход торгов на протяжении целого десятилетия. В 1778 году покой снова нарушился из-за проблемы перебежчиков, нарушавших границу, и китайцы прекратили всю официальную торговлю на целых 2 года и 13 дней. Джунгары напали на российский торговый обоз, разграбили его и вернулись на маньчжурскую территорию. Российские власти потребовали выдачи и наказания разбойников, на что маньчжуры ответили запросами о выдаче им многочисленных дезертиров, в том числе тех, что скрылись на территории Сибири еще до 1768 года. Ситуация усугублялась из-за застаревшего спора по поводу сбора таможенных пошлин в Кяхте. Не стала легче она даже после того, как русский студент из группы по овладению монгольским языком Григорий Федорович Шарин, которому разрешили пересечь границу за месяц до прекращения торговли в апреле, заверил маньчжурских чиновников в том, что на Кяхтинской таможне берут небольшие деньги только с военнослужащих и купцов. И эти собранные денежные средства предназначаются на содержание местных чиновников и военного заведения. В китайских источниках к тому же находим упоминание о склонности к волоките и однобокости главы управы Кяхты в его поведении в конце весны 1778 года (май — июнь) во время совместного расследования незаконного перехода на монгольскую территорию русских людей, искавших там лошадей для приобретения. По-видимому, торговлю фактически приостановили в июле 1778 года, хотя мандарины пекинского двора через своего представителя в Угре Солиня, принадлежавшего к маньчжурскому роду Синего знамени без полос, передали на сей счет распоряжения только в следующем месяце. В китайских источниках содержится предположение о том, что выбор Пекина находился в русле мирного урегулирования разногласий, но при том условии, что разговор состоится между людьми равного звания и положения, причем проходить будет в атмосфере согласия. Солиню, которого посчитали слишком рьяно взявшимся за порученное дело человеком, сначала устроили нагоняй и лишили его высокого звания, а затем в сентябре 1778 года сняли с должности. Его преемник вице-президент Лифаньюаня Поцзинъэ и тушету-хан Чжэдэн Тоэрцзи сразу же отправились на границу, чтобы переговорить о разногласиях, то есть убедиться в том, что русские представители раскаялись в своем высокомерном поведении и сбавили тон. Ситуацию удалось успокоить, и в конце апреля 1780 года торговля возобновилась.

Тогдашняя приостановка деловых отношений на два года с небольшим стала причиной весьма значительного ущерба торговле. Если верить Е.П. Силину, в иркутских архивах хранятся многочисленные заявления местных купцов с жалобами по поводу понесенных ими убытков. Ведущий иркутский торговец Алексей Сибиряков сообщил о предполагаемом убытке только за первую половину 1778 года в размере 800 рублей. Некоторую часть товарных потоков перенаправили в город на реке Аргунь под названием Цурухайтуй. Сибирские купцы, прежде всего из Селенгинска, Верхнеудинска и самого Иркутска, стали отправлять свои товары туда, но в своем большинстве эти коммерсанты принадлежали к мелкому торговому сословию, и Цурухайтуй никак не мог заменить Кяхту, даже на некоторое время. После возобновления товарного обмена в Кяхте Цурухайтуй снова превратился в привычный для него медвежий угол.

Следующие пять лет отмечены относительным покоем, напоминавшим затишье перед бурей. Обе стороны ловко заставляли свои администрации по пограничным делам заниматься ужесточением контроля над общей границей, над торговавшими там купцами и местным населением. При этом власти не шли на решительное изменение ее структуры, построенной на фундаменте Кяхтинского договора и протокола от 1768 года. Императорскими декретами, разосланными придворными Цяньлуна в 1779 и 1780 годах, всем офицерам пограничной службы и старшим чиновникам в северо-западных областях Китая предписывалось проявлять все усердие в задержании иноземцев, пытающихся перейти государственную границу с разбойными или мирными намерениями. Всех задержанных нарушителей границы требовалось тут же брать под стражу, а также докладывать о них по команде и ждать дальнейших распоряжений. Должностных лиц, принявших мзду за освобождение злоумышленников, ждала смертная казнь. Китайских и монгольских торговцев, направлявшихся к границе, требовалось останавливать на заставах, расположенных на значительном удалении от Маймачена, для проведения досмотра их повозок, верблюдов и товаров. Если подтверждалось, что у торговцев все было в порядке, им выдавался документ на проезд, который предъявлялся на границе. Прибывший на границу торговец ни под каким видом не мог приступить к торгам без предъявления соответствующим образом оформленного документа. Этими несколькими приказами китайские власти всего лишь восстановили и укрепили механизм пограничного надзора, внедренный еще с незапамятных времен.