Единственным крупным раздражителем между 1780 и 1785 годами считалась ситуация, складывавшаяся со старообрядцами. Эти раскольники самостоятельно переселились в Южную Сибирь в 1760-х годах, пользуясь благоволением престола и государственной поддержкой в форме предоставления наделов земли, а также освобождения от налогов и поденных работ. Как и духоборы в Западной Канаде, русские старообрядцы отличались редким трудолюбием, благодаря которому их тощие земли превратились в плодородные житницы, прославившиеся по всей Сибири. Из них 59 человек в 1783 году попытались перебраться в район Кобдо, находившийся далеко на западе от Кяхты. Пекинские чиновники предпочли отказать этим раскольникам в убежище и предложили им на выбор добровольно вернуться на родину, пока их бегство не превратилось в тему для обсуждения между правительствами двух стран, или насильственную выдачу российским пограничным властям. В качестве обоснования отказа в предоставлении убежища упирали на то, что данный народ настолько отличается складом ума и традициями от западных монголов, среди которых ему предстояло осесть, а потому переселенцам не удастся приспособиться к новому окружению. В качестве же решающего довода ссылались на то, что предоставление им убежища может вызвать большое беспокойство среди русских людей и, следовательно, послужить причиной ухудшения нынешних дружественных отношений. Чиновнику из Кобдо по имени Хайнин приказали предоставить русским старообрядцам деньги на дорогу и проводить до границы. Окончательное решение по данному делу остается загадкой, однако на состояние русско-китайской торговли оно никак не повлияло.

На следующий год, однако, случилось еще одно незатейливое происшествие, вызвавшее тем не менее весьма далекоидущие последствия. Из-за него китайцы объявили затянувшуюся на самый долгий за весь XVIII век период времени приостановку торговли, оказавшуюся далеко не самой тяжкой. Та последняя из значительных приостановок упорядоченной русско-китайской торговли продлилась в общей сложности 6 лет 11 месяцев и 23 дня.

Шайка русских бурят во главе с неким Улалдзаем (Улад-заем) подстерегла и ограбила китайского купца из Угры по имени Цзинь Мин, когда тот торговал среди монголов области Урянхай (Улянхай). По требованию чиновников из Угры правитель Иркутской губернии Иван Варфоломеевич Дамб и офицер пограничной охраны майор Калина Налабардин арестовали тех разбойников, взяли с них штраф в десятикратном размере, наказали их палками, а также распорядились выжечь клеймо у всех на ушах и на носу. Потом, видимо, по собственному почину Налабардин приказал отвезти их в необжитой район на северо-востоке Сибири. Китайский наместник в Угре по имени Лао (или Лэ) Бао вместе с двумя монгольскими вождями, то есть заместителем воеводы племени халха Юньдуном Тоэрцзи и князем четвертого разряда Суньдуном Тоэрцзи, встретились с Налабардиным, чтобы выразить протест по поводу итога того дела на том основании, что Протоколом от 1768 года предусматривалась публичная казнь тех преступников на границе. Справедливости ради стоит отметить, что данным протоколом человека, совершившего первое преступление, казнить не требовалось. И, судя по дошедшим до нас документам, китайские представители не смогли установить факта того, что те разбойники уже совершили три одинаковых преступления, хотя они на самом деле утверждали в ходе переговоров, будто Улалдзай вернулся и совершил нападение на китайский караульный пост. Все закончилось дипломатической нотой в резких тонах из Лифаньюаня в адрес Сената от 27 ноября 1785 года, в которой содержался решительный выговор русскому майору пограничной охраны за то, что он самовольно принял неправомерное решение по тому случаю. Досталось и иркутскому губернатору за оказанную им поддержку своему подчиненному офицеру тем, что объявил дело закрытым. Из Лифаньюаня поступило требование о наказании «нерадивого» губернатора и о казни Улалдзая.

В своем ответе сенаторы возразили в том плане, что вызвавшее разногласия дело во всех отношениях закрыто. Ведь казнь Улалдзая будет означать повторное наказание, что выглядит абсолютно несправедливым поступком со стороны властей. Руководители Русского государства давно воздерживались от применения смертной казни за совершенные преступления на границе, о чем иркутскому губернатору поручили сообщить в Пекин. Майор К. Налабандин по настоянию Сената изначально надеялся посоветоваться с дзаргучеем, но, когда у него появились сомнения по поводу приезда того для переговоров, он принял решение ограничиться телесными наказаниями преступников. Авторы дипломатической ноты в заключение добавили, что власти России по-прежнему заинтересованы в продолжении торговли с Китаем, отвергли войну как средство решения данного недоразумения и выразили готовность принять китайского полномочного представителя для ведения переговоров о сохраняющихся разногласиях. Не удовлетворенное объяснением позиции русского Сената руководство в Пекине распорядилось приостановить торговлю в Кяхте с 26 марта 1785 года.

В своей следующей ноте из Лифаньюаня, отправленной в конце весны 1786 года, китайцы отвергли логику русской дипломатии и согласились в будущем на переговоры только ради восстановления положений уже существующего договора без перехода к составлению проекта нового пакта. Повторное наказание человека за одно и то же преступление конечно же выглядело деянием несправедливым, но абсолютную законность китайского требования тем не менее оспаривать не имело смысла. Соль спора заключалась тогда в том, что, пока Улалдзая с подельниками не доставят на границу для расправы, никакой полномочный представитель из Китая не приедет, а граница останется закрытой вразрез с требованием русских властей по-прежнему разрешать их подданным переход на монгольскую территорию. И в таком положении дело встало на несколько лет.

На протяжении тогдашней приостановки торговли с Китаем неоднократно появлялся призрак военной конфронтации, хотя, в отличие от того препирательства, что зарегистрировано двумя десятилетиями раньше, ни одна из сторон не занималась значительными военными приготовлениями или маневрами и обе они воздерживались от военного выхода из тогдашней тупиковой ситуации. Императрица Екатерина действительно 26 июня 1785 года отослала секретный рескрипт президенту Военной коллегии фельдмаршалу Григорию Александровичу Потемкину-Таврическому: «Вам известны происшествия, случившиеся на границе китайской, закрытия тамошнего торга и нынешнее того края состояние, не меньше как и желание наше поставить оный на такую степень, чтобы во всяком положении дел с соседями нашими, пределы Сибирских губерний были безопасны. Исполнение сего намерения нашего возлагаем мы на попечение ваше, препоручая вам составление там нужных войск регулярных и нерегулярных, снабжение того края довольною артиллериею и прочим оружием и снарядами, преподание правил для укрепления пограничных или близких к границе важных мест, выбор и доставление туда людей потребных для проведения всего оного в действо; и словом, все распоряжения необходимые к обеспечению означенной части. Усердие ваше к нам и к пользе государственной и искусство довольно нас обнадеживают в успехах таковых распоряжений, о коих мы ожидаем подробных от вас донесений, пребывая вам Императорской нашей милостию всегда благосклонны».

Несмотря на внешнюю искренность данных указаний, никаких серьезных усилий по наращиванию численности войск, уже размещенных на сибирско-монгольской границе, никто предпринимать не стал. До 1787 года вся энергия и внимание Екатерины Великой посвящались одной только затянувшейся войне России против турок, и к тому времени все выглядело так, что ни одна из сторон не решится перенести данный спор на поле Марса.