Она ходила туда-сюда, веселая, легкая, с дерзким и победоносным видом. «Ночка, должно быть, была что надо», – подумал Марк, его воспламенила мысль о наслаждении, которого ему, скорей всего, никогда не видать, как своих ушей. Гортензия была очень честной и прямой, и совершенное наслаждение, которое она получала с Гэри, было предназначено исключительно для любовников, прошедших тщательный отбор. Или, говоря по-другому, для Гэри Уорда и Гортензии Кортес.

Марк слушал «Lay down in the Tall Grass»[30]и грустно качал головой. Всем своим видом он говорил: «Ну что ж, если я не могу это ощутить, то по крайней мере могу вообразить».

Музыка уже совсем было увлекла его в захватывающее путешествие, но тут Гэри резко вскочил с дивана:

– Ну я пошел.

– Куда? – спросил Марк, вынимая наушник.

– В школу. На репетицию.

– Я с тобой?

– Как хочешь.

Марк задумался и сурово произнес, словно речь шла о его жизни и смерти:

– Я пойду с тобой!

Гортензия увидела, что они уходят, прервала суетливую беготню, подскочила к Гэри, порывисто обняла его, поцеловала в губы. Марк покраснел и отвернулся.

А влюбленные радостно щебетали тем временем, договариваясь встретиться вечером в восемь часов в шикарном ресторане.

– Не меньше трех звезд, уж пожалуйста! – потребовала Гортензия.

А потом, обернувшись к Марку, уточнила:

– Знаешь ли, по какому признаку узнают настоящего мужчину, ты, маленький земляной червячок в огромных очках?

– Нет, – пробормотал Марк. Очки его мгновенно запотели.

– По тому, что он не боится обращаться со своей женщиной с королевским величием… Он знает, что его мужественность от этого не уменьшится, а, наоборот, увеличится. Ты меня понимаешь?

Марк кивнул, окончательно сконфузившись.

– Ну тогда свободен! – провозгласила она и удалилась, танцуя на мысочках, а Марк отправился вслед за настоящим мужчиной.

На перекрестке Гэри повернул налево. Марк воскликнул:

– А мы что, не в школу?

– Нет. У меня встреча в парке.

– Ух ты! – удивился Марк, внезапно обрадовавшись, что его ждет реванш. – История усложняется!

– Смейся сколько хочешь, – улыбнулся Гэри. – Погода стоит прекрасная, и я счастлив!

– Счастлив… но немного запутался! – заметил Марк.

Гэри опять улыбнулся и дернул плечом, что должно было означать «да».

– Ты прав.

– Я все понял.

– Ты необыкновенно умен.

– Это было несложно. Достаточно было за тобой понаблюдать.

– Ну так давай…

– Ты страстно любишь Гортензию и нежно любишь Калипсо. Что победит: земная любовь или небесная?

И он изобразил звук литавров.

– Неплохо сформулировано! – прыснул Гэри. – Сколько ты берешь за консультацию?

– Я повторяю вопрос, кто победит: любовь земная или любовь небесная?

– А ты-то знаешь?

– У меня есть своя идейка, но я тебе ее не скажу, это может повлиять на твое решение!

Гэри пихнул его локтем. Марк пихнул его в ответ. Оба встали в боксерскую стойку и имитировали бой. Один раунд, второй раунд, третий раунд, и они остановились задыхаясь.

– А ты знаешь, что мне говорил мой китайский дедушка? – спросил Марк, обессиленно опершись на парапет.

– Тот, который мафиози?

– Да-да. Правда, он никогда не был членом мафии.

– Да я уж понял, что ты лапшу на уши вешаешь! Ну, давай, излагай!

– Он говорил: «Когда ты колеблешься, выбирая между двумя женщинами, между двумя друзьями, между двумя вкусными блюдами, представь, что они горят в огне, и реши, кого из них ты спасешь в первую очередь».

– Если перед тобой будут Гортензия и Калипсо в огне, какую из них ты спасешь в первую очередь? Ты знаешь?

– Да, – не колеблясь, сказал Гэри.

– И кого же? – спросил Марк, глаза его за очками горели от нетерпения.

– А я тебе не скажу. Это тебя не касается.

– Ну тогда я тебя оставляю наедине с твоими терзаниями.

– До завтра! Ты помнишь, Пинкертон нас ждет на занятие по гармонии.

– Я не забуду, как ты мог такое подумать?

* * *

Калипсо ждала его возле фургончика с хот-догами на 72-й улице у входа в «Строберри Филдс». Гэри подошел поближе и увидел ее темную косичку и выбившиеся из нее легкие курчавые волосы, дрожащие в свете прожектора. Их история словно полет бабочки. Не нужно стараться удержать ее в руке. Если он стиснет кулак слишком сильно, крылья отвалятся и бабочка превратится в гусеницу.

Она заметила его и улыбнулась.

Он взял в руки ее голову, наклонился, приблизил губы к ее губам и поцеловал так нежно, что сам усомнился – неужели все по-настоящему.

Она, закрыв глаза, пила его поцелуй.

Она так погрузилась в него, что зашаталась, потеряв равновесие, и он должен был подхватить ее.

Всегда один и тот же церемониал. Он берет ее за руку, они сплетают пальцы, их бедра соприкасаются. Она позволяет увлечь себя куда угодно. Хоть в вечность, говорит ее молчаливое забытье.

С тех пор как они первый раз поцеловались, она перестала носить часы. Она больше в них не нуждалась. Она прибыла к пункту конечного назначения.

Она и знать не хотела, что он живет с другой девушкой. И что эта девушка так красива, что лишает парней сна и покоя. Она и слышать не хотела, что он уезжает с ней в Париж.

И что они потом поедут в Лондон или в Севилью – туда, куда захотят.

Она сейчас счастлива. Этого достаточно.

Та, другая девушка, очень красива.

Девушку зовут Гортензия, а ее зовут Калипсо.

Ничего общего.

Она недавно видела Гортензию на улице. Это было на углу Мэдисон авеню и 93-й улицы. Она выходила из книжного магазина «Корнер Букстор». Калипсо сразу ее узнала – иногда Гортензия заходила за Гэри в школу. Она стояла в холле, притопывая ногой от нетерпения.

После того как она ее встретила, она проснулась ночью, широко открыла глаза. Сказала себе: «Гэри любит двух женщин: одна красавица, а другая уродина».

Она выпрямилась, точно ее укусила пчела.

«Как ты можешь говорить такое, Калипсо Муньес? Ты не уродина, ты просто особенная. Некоторые девушки несут свою красоту в сумочке, а ты рассеиваешь ее в воздухе золотой пылью».