– А что, если они больше не встретились? Что тогда? – задумчиво предположила Жанет.

– В таком случае мне придется свыкнуться с этим и научиться жить без него, но пока я не узнаю точно, меня будет туда тянуть. А теперь давай оставим разговоры. – Она набросила на себя одеяло. – Мне очень нужно поспать, даже если тебе спать не хочется. Завтра я отправляюсь в Хей и Брикон и другие места, чтобы посмотреть, смогу ли я прогнать призрак Матильды. Если мне это удастся, тогда больше не будет никаких погружений, никакого Ричарда. Напишу свою статью, которая у одних вызовет мимолетный интерес, а другим покажется страшно скучной. И очень скоро все забудется.

Жанет ушла, а Джо еще долго лежала в темноте, уставившись в потолок. Она побаивалась, что разговоры о ребенке могли вновь привести из прошлого в настоящее звук детского плача, эхом отдававшегося в гулких покоях замка, что виднелся из окна. Она прислушалась, но ничего не уловила, кроме нежных вздохов ветра.

На луну набежали облака, и серебристые тени заклубились над древними развалинами. Если среди них и бродил дух Сейсилла, Джо его не видела. Через несколько минут она уже спала.

Ветры в Суссексе оказались значительно теплее, чем на западе, и по утрам не приносили леденящего холода. А потому леса сохранили еще свой богатый осенний наряд. Процессия, сопровождавшая Матильду, медленно приближалась к Брамберу, и уже за несколько миль она могла различить центральную башню замка, возвышавшуюся над рекой Адур. По длинной насыпи они въехали в маленькую деревню, домики которой тесной стайкой приютились среди солончаков у подножия холма, на котором стоял замок. Приходская церковь и замок были обращены в сторону моря. Перед ними лежали болота, и круто изгибалась река. Когда они въезжали по мосту в замок, она заметила, что вода полностью заполнила глубокий крепостной ров. Кружившие над ним чайки то и дело ныряли в аспидно-черную воду, на которой ветерок поднимал легкую рябь.

Ее любимая няня Джинн встретила ее у ворот и сообщила о смерти, посетившей замок.

– Кто умер, Джинн, дорогая, старый лорд? – встревожилась Матильда, поспешно сходя с лошади. Она внезапно испугалась, что ее сыну могла угрожать какая-либо болезнь. Он был еще так мал и беззащитен. У нее порой сжималось сердце от страха за этого малыша, любовь к которому переполняла ее.

– Нет, несчастье случилось с матерью сэра Уильяма, леди Бертой. – Морщинистое лицо Джинн приняло торжественно строгое выражение. – Два месяца назад она поскользнулась на лестнице, упала и сломала бедро. Бедная, она в страшных мучениях провела последнее время, а на прошлой неделе умерла, упокой, Господь, ее душу. Кости оказались слишком старыми и не могли срастись, как следует. – Старая женщина перекрестилась и пристально посмотрела на Матильду из-под тяжелых век. – Наверное, вам не встретились гонцы, которых мы отправили к сэру Уильяму. Теперь, ma petite, ты будешь сама себе хозяйка. Я рада за тебя.

В душе Матильды не нашлось места печали по поводу кончины властной и суровой старой дамы, но она почувствовала прилив жалости к Уильяму, который питал к матери теплые чувства.

Уильям уехал из Глостера вместе с королем и взял с собой большую часть воинов, кроме ее сопровождения, после того, как безуспешно закончилось расследование убийства трех пропавших рыцарей. Его возвращение в Брамбер скоро не ожидалось.

Матильда с трудом подавила улыбку и вздох облегчения. Возможно, думать так и не подобало, но у нее свалился с души тяжелый камень. Она страшилась встречи с Бертой. Злая на язык старая дама не упустила бы случая отчитать ее за своевольный отъезд из Брамбера год назад, и, уж конечно, она ни за что не допустила бы Матильду к управлению хозяйством. Она оглянулась на устало сидевшего на чалой лошади Бернарда, погруженного в раздумья. Если бы он услышал ядовитые высказывания Берты в ее адрес, он бы потерял к Матильде всякое уважение. Поблагодарив про себя Бога, Матильда подала рукой сигнал, и вереница утомленных дорогой лошадей медленно проследовала сквозь ворота во двор, вымощенный булыжником.

Матильда еще раз спешилась и вступила вслед за Джинн в прохладную полутьму огромного зала. Она с удовлетворением вздохнула, оглядывая красивые стрельчатые окна, отделанные каменным кружевом резьбы и замысловатый декор, украшавший колонны и двери. Брекнок не мог сравниться красотой с великолепием Брамбера. В красивом и ухоженном Брамбере она могла чувствовать себя в безопасности.

Она заставила себя зайти к прикованному к постели свекру. Берта оставалась хозяйкой Брамбера, поскольку он еще был жив. Если бы он умер, на что, казалось Матильде, и была воля Господа, тогда Берта отправилась бы в принадлежавшие ей по наследству владения, оставив Матильду распоряжаться в замке. Оставаясь в живых, Уильям Старший не давал возможности сыну получить титул барона. Она вгляделась в лицо старика. Со времени ее отъезда из Брамбера он мало изменился. Возможно, кожа больше съежилась и глубже запали глаза. Невидящий взгляд его был устремлен в потолок. Только рука, непрерывно сжимавшая простынь на груди, указывала на то, что жизнь еще не покинула это немощное тело. Она наклонилась и церемонно приложилась губами к пергаментной коже щеки. Он не узнал ее, оставаясь безучастным. Она постояла рядом с постелью еще немного и тихо покинула комнату.

У себя в спальне Матильда снова обняла Джинн, затем взяла у няньки Уилла и сама распеленала его, чтобы показать своей старой няне. Джинн вгляделась в сонное личико ребенка и к огромному облегчению Матильды улыбнулась, довольно кивая головой.

– Чудесный малыш, – заключила няня. – Он делает тебе честь, ma petite, а я ожидала, что у тебя будут худенькие дети. – Она искоса посмотрела на Матильду. – Вижу, что ты снова ждешь ребенка. Хорошо. На этот раз я буду рядом и присмотрю за тобой.

Матильда улыбнулась. Она догадывалась, что беременна, но внешне ее талия нисколько не изменилась и она удивилась проницательности Джинн. Матильду радовало это событие. На этот раз она останется в Брамбере. Ничто не заставит ее следовать с Уильямом, как раньше. Здесь ей можно было не бояться, что дурной глаз нашлет несчастье на ее нерожденного ребенка. Остались далеко позади черные, окутанные туманом горы Уэльса и связанные с ними мрачные воспоминания.

Второй сын Матильды, Джайлз, родился в апреле следующего года, когда напоенный ароматами воздух Суссекса лился живительным бальзамом в окна замка Брамбер. К нему присоединился едва заметный соленый привкус ветра с пролива, скрытого дымкой тумана, а с полей и лесов тянулся пьянящий запах цветущих яблонь и колокольчиков. Когда мирно спавшего младенца уложили в колыбель, к очагу молча скользнула Джинн. Она оставила там вино, воду и чистые полотенца для добрых духов. С их благословением ребенок будет расти сильным и удачливым. Матильда ощутила приступ безотчетного страха. Для маленького Уилла никто не совершал такого магического ритуала. Смутное воспоминание, как дурной сон, шевельнулось в глубине ее сознания. Она в испуге перекрестилась, охваченная страхом за сына. Она попыталась восстановить в памяти давнее видение, но оно быстро тускнело, ускользая, а тем временем Джинн вглядывалась в нее, странно щурясь. Матильда попыталась отвести взгляд, но не смогла. Воспоминание подернулось дымкой, и она видела только, как отражается солнце от стоявшего у огня сосуда с водой. Затем ее снова сморил сон.