Всё, что можно было, Волк залечил, невесть каким образом, рваные края раны прикрыл, да зятянул. А на большее и рассчитывать не приходилось.

Дядюшка леший, видя это, только головой покачал, а белоснежный ясень, серебрившийся в свете луны, скрипнул чуть устало, будто досадуя.

Я лишь плечами пожала — на чудо, признаться, и не надеялась.

Некоторые проклятия вечны, и даже родовая магия пред ними бессильна. Будь это иначе, две соседние империи на пороге войны не стояли бы! А мы б не мыкались по свету, вековую разгадку разгадывая.

— Шрамы останутся, — глядя на мое лицо, с неудовольствием произнес дядюшка.

Я же отмахнулась только:

— Да и пусть останутся. Совсем жутко будет — поселюсь здесь снова, да людей стану пугать. Девки-то, небось, снова, нарушая запреты, в чащобу бегают?

— Бегают, — согласился леший, довольно усмехаясь. — Как им не бегать-то? Да только ты как ушла, враз умнее стали. Теперича границы соблюдают, понимают, бедовые, что спасать их будет некому.

— И то ладно, — глубоко вздохнула я, снова пульс на шее мага проверяя.

Душа болела за родную деревеньку, если честно. И посмотреть на нее хотелось страсть как! Да только я до сих пор не была уверена, что там меня рады будут видеть. Люди — не лешие. Их нрав весьма переменчив. Да и что я могла им сказать?

— Но что остаться — так это придется, девонька, — вдруг проворчал дядюшка, как-то хитро на меня поглядывая. — Отдохнуть тебе надобно перед дальней дорогой. Да и Зверю твоему тоже. А уж погодя, как все дела свои переделаете, уж решишь, возвращаться к жизни деревенской аль нет…

— Я ей решу, — послышался вдруг знакомый хриплый голос. Раздался тяжелый вздох и мужчина, наконец, открыл глаза. — Никакой деревни!

— Волк! — закусив губу от облегчения, едва не всхлипнула я, чувствуя, как начинают трястись давно озябшие в воде руки.

Жив. Он всё ж таки выжил!!

А на меня, меж тем, снизу вверх внимательно смотрели вполне осознанные, широко-распахнутые, пронзительно-желтые глаза… Кажется, они стали еще ярче.

— Ишь, командир нашелся, — не глядя на мое смятение, добродушно усмехнулся дедушка, поднимаясь на ноги, опираясь на свой кряжистый посох. — Ты уж встань для начала, болезненный. Опосля приказы раздавать станешь. Где это видано, чтобы девка молодая столько времени в воде холоднючей сидела? Рожать потом каково будет?

— Дядюшка! — тут же покраснев до кончиков волос, возмущенно воскликнула я. Я б и на месте подпрыгнула, да голова мага до сих пор лежала на моих коленях. И потому я лишь шепнула едва слышно, почти оправдываясь. — И ничего она не холодная.

На что Волк лишь усмехнулся… И одним резким рывком оказался стоящим на ногах! Всех его ран будто и не бывало, а сил и вовсе словно прибавилось. Даже странно как-то. Ирбис, например, когда я его ногу тут лечила, только наутро бодрым оказался. А всю ночь в кошмарах метался, я уж думала, разумом повредится, болезненный.

— Вот то-то же, — окинув полуголого мужчину, стоящего по колено в воде, довольно крякнул леший, поглаживая седую бороду, в которой то тут, то там мелькал сочный зеленый вьюнок. — Полегчало, как вижу?

— Да, — на миг прикрыв глаза, будто прислушиваясь к ощущениям, кивнул в ответ Волк. — Спасибо.

— Да не меня благодари, дурной, — покачал головой дядюшка. — Никаське спасибо скажи, что привела тебя сюда. Да цени ее поступок: клялась она на огне когда-то, что ни один имперский маг в этот лес больше ногой ни ступит.

Я беззвучно охнула, зажимая рот ладонью.

А ведь точно. Клялась, было дело! И лес, помнится, заколдовывала, чтобы никто, наделенный магией, дальше опушки шагу не сделал!

— Мне ли этого не знать? — глядя на лешего, иронично вскинул бровь Волк, подавая мне руку и помогая подняться.

Казалось, леший сначала его не понял, только нахмурил кустистые брови. А после махнул рукой, улыбаясь сквозь бороду:

— Действительно. Прости старого, запамятовал. Сколько с тех пор годов-то прошло?

— Да о чем вы? — поднимаясь, непонимающе посмотрела я на обоих.

Честное слово, сговор какой-то, не иначе!

— Это ты вон, у Зверя своего спрашивай, — махнул сухой ладонью дядюшка. — Чую, поведать о многом ему придется.

— А, может, не надо разговоров? — переступив с ноги на ногу, хлюпнув насквозь мокрыми ботинками, жалобно попросила я. — Уж за сегодня насмотрелась на всякое. И наслушалась.

— Да не о чем тут рассказывать, родная, — понимающе усмехнулся Волк. И вдруг притяну меня к себе, макушки губами касаясь. — Спасибо, что спасла мне жизнь.

— Кто кого еще спас, интересно, — тихонько проворчала, утыкаясь носом в его грудь, обнаженную, прохладную, но уже чистую, без следов крови, с едва заметными алыми рубцами, оставшимися от глубоких ран. Хоть и ледяную. — Не меня благодарить надо. А ручей.

— Что ж, — отпуская меня, просто констатировал мужчина. И вдруг, развернувшись, не отпуская моей руки, глубоко, в пояс поклонился ясеню. — И снова спасибо, матушка. За доброту твою, за ласку.

Я с немым удивлением смотрела, как высокое дерево приветливо прошелестело в ответ. И даже склонилось, едва касаясь мужской головы тонкой веточкой…

А потом до меня, наконец, дошло.

Ясень. Белый ясень! Такой же белый, как и его флейта!

А я еще гадала, непутевая, с чего такой цвет необычный, его породе никак не свойственный!

— Ты был здесь, — глухо пробормотала, всё еще сама себе не веря. — Ты был здесь после моего ухода!

Где-то сбоку довольно рассмеялся леший:

— Неужто поняла, девка, наконец?

— Ну, знаете, что? — сердито топнула ногой и принялась самостоятельно выбираться на берег. — Развели тут тайны. Уж от кого, а от тебя, дядюшка, я не ожидала!

— А что там говорить-то? — изумился леший. — Кто ж с порога такие разговоры хороводит? Никаська, Никаська. Совсем одичал, ребенок, с жизнью этой городской. А ты, Волк, куда смотрел?

— Уж извини, — послышался хриплый смешок за моей спиной. — Не до того было.

Не до того ему, видите ли, было. Я уж стесняюсь спросить, чего еще начудить успел, и откуда они с лешим вообще, столь тесное знакомство водят!

Догнал он меня, кстати, быстро. Далеко уйти не дал, но и останавливать не решился, только за руку взял, переплетая наши пальцы. И врываться уже не позволил, уверенно шагая рядом так, будто точно знал дорогу и легко мог ее отыскать даже в кромешной темноте векового леса.

Где-то позади слышалась тяжелая поступь дядюшки лешего и… злиться на них обоих долго не получилось. По одному страсть, как соскучилась, а второй перепугал так, что до сих пор нутро в узел завязывается!

Как представлю, что могла его потерять, так