устройство, позволяющее обнаружить кого угодно и где угодно — Обсерватор! Неужели никому не пришло в голову просто включить один из приборов, вместо того чтобы гонять филеров по всему Королевству?!

Конечно же, такой вариант определения местонахождения злополучного колдуна был бы самым простым из всех возможных. Но ключевое здесь именно это «был бы», поскольку к тому времени использование Обсерваторов уже не представлялось возможным.

Поспешность, с которой аппараты были демонтированы объяснялась просто: после случившегося кризиса власть почувствовала себя голой гимназисткой, которую из ванной, ради смеха «блицнули» на городскую площадь в час пик. Информация — оружие, но когда это оружие в любой момент может выпалить тебе же в лоб, ценность его стремится к нулю. И плевать, что Обсерваторы, будучи бездушными непредубежденными кусками стекла, показывали только правду и ничего, кроме правды. Передозировка правды для общества оказалось опаснее стрихнина в колодцах, и на приборы Крея опустилась кувалда возмездия. Чертежи уничтожили полностью, не оставив ни одной копии — что ж поделать, если имея в кармане сотню империалов, проклятый аппарат можно было собрать на коленке (Крей любил минимализм, что делает ему честь как изобретателю).

Итак, уничтожили все, кроме одного-единственного, последнего Обсерватора. Его оставили на тот самый пресловутый Крайний Случай, который, как правило, наступает три раза на неделе, но теперь для того, чтобы получить доступ к аппарату, требовалось продраться через такие бюрократические дебри, что получение частным сыщиком лицензии на физическое устранение маньяка-расчленителя по сравнению с этой процедурой выглядело просто пятиминутным стоянием в очереди за пивом.

Считалось, что с момента кризиса власти и побега Патрика Крея Обсерватор использовался только один раз. Это похоже на правду и, хотя злые языки утверждают, что прибор с тех пор вообще не выключался, активно применяемый для промышленного шпионажа, верить таким сплетням не стоит. Ведь всем известно, что своим техническим подъемом Королевство обязано крупными вложениями в науку и гениальной экономической политикой Их Величеств, а то, что новая научно-техническая революция началась аккурат восемьдесят лет назад — так и не такие совпадения случаются.

…Сейчас, шагая за презиратором по узкой тропинке, петлявшей по запущенному саду, Фигаро думал, о том, как у Логоса получилось прорваться в святую святых Королевства — Серую Кунсткамеру и воспользоваться Обсерватором. То ли у презиратора были хорошие связи, то ли невероятный дар убеждения, но, как бы там ни было, он получил, что хотел. А это могло означать лишь одно: Их Величества, действительно, весьма обеспокоены происходящим в Нижнем Тудыме.

Или, правильнее будет сказать, обеспокоены судьбой Франклина Рича.

Они остановились возле маленькой беседки, опоры которой еще носили на себе следы бледно-зеленой краски. Деревянная крыша прохудилась и заметно протекала; круглый столик в центре и кольцевая лавочка разбухли от влаги. Презиратор взмахнул рукой, и сиденье мгновенно высохло — именно высохло, а не нагрелось, испаряя лужи. Ни один клубочек пара не поднялся над старым, потемневшим от времени деревом, зато в воздухе сильно запахло электричеством. Судя по всему, Логос просто разложил воду на первоэлементы — Фигаро даже не слышал о таких заклятьях.

Следователь с презиратором сели, и Логос, сунув руку в карман, достал небольшую деревянную коробочку. Поколдовал с замком-секреткой, откинул крышку и Фигаро увидел лежащий на лиловой бархатной подушечке стеклянный шар-проектор.

— Прошу, — презиратор криво усмехнулся. — Но если кто-нибудь об этом узнает, я подам на Вас в суд за клевету на государственного служащего.

Фигаро кивнул и, взяв проектор двумя пальцами, поднес его к лицу. Шар был холодным и пустым, но следователь чувствовал тугие завитки скрытого в нем колдовства, подобного заведенной пружине музыкальной шкатулки. Коснись серебряного ключика и заиграет музыка, а бумажные балерины на латунных осях выедут на зеркальную сцену разыгрывать свое механическое представление. В стеклянном шаре спало прошлое, готовое в любой момент откликнуться на зов.

Следователь слегка прищурился, отправляя в проектор простенький колдовской импульс, и шар мгновенно засветился, переливаясь всеми цветами радуги. Краем глаза Фигаро заметил, что мир вокруг стал прозрачными, быстро теряя цвет, будто проектор, каким-то образом выкачивал из реальности ее краски. Теперь, если внимательно присмотреться, можно было увидеть смутные тени, мерно проплывающие в потоках радужного сияния. Если присмотреться еще внимательнее…

***

— Парламентеры!

Рич неспешно вытер рот большим желтым платком, аккуратно поставил на столешницу маленькую фарфоровую чашку с лапшой, отложил палочки и лишь тогда соизволил поднять взгляд на молодого буси, ворвавшегося в шатер.

— Вот как? Что-то они рановато… Позови Обу и Иши — встретим гостей как полагается.

…Их было шестеро. Высокие, стройные, облаченные в церемониальные доспехи, стесняющие движения и белые шапочки с красными крестами, вышитыми на макушках. Лица скрыты тонкими золотыми масками — простые гладкие овалы с отверстиями для глаз. Все при оружии, но мечи закреплены так, что выхватить их быстро невозможно. Никаких знаков отличия — ни гербовых пластин, ни шнуровки, вообще ничего.

«Не похожи они на воинов», — подумал Жао, нервно теребя кончик пояса. «Походка, осанка, манера двигаться… Нет, это не мечники, просто прислуга, хотя традиции переговоров соблюдены. Но кто они? Нобу? Сёрито? Кто?»

Парламентеры мерно шагали по снегу, сжимая в руках перекладины небольшого паланкина. Это был очень странный паланкин — шар, сплетенный из множества тонких прутиков, полностью лишенный каких-либо украшений. В нем даже не было окон. Эта штуковина, скорее, напоминала невероятно разросшуюся омелу или птичье гнездо, чем средство передвижения знатной особы и Жао заметил, что Иши с Обу едва заметно улыбаются. Он почувствовал, как и его губы слегка дрогнули — процессия, приближающаяся к шатру Рича, выглядела невероятно торжественно и очень глупо.

Когда до шатра оставалось примерно шагов двадцать, странная «делегация с гнездом» остановилась и медленно, словно алхимическую бомбу, опустила паланкин на землю. Отпустив рукояти, вытертые до блеска сотнями, а может и тысячами ладоней — очевидно, это была очень древняя вещь — люди в масках отступили в стороны и повалились плашмя в снег.

Рич поджал губы.

«Гнездо» открылось. Его верхняя часть откинулась в сторону на невидимых петлях, открывая внутренность паланкина. Ни драпировок на стенах, ни подушек для сидения — вообще ничего. На дне «гнезда» лежал потертый коврик, вылинявший до полной анонимной серости, а на коврике…

На коврике, скрестив ноги в идеальном «лотосе», сидела женщина.

Это была самая старая женщина, которую Рич когда-либо видел. Маленькая, сухая, худая, как тростинка готовая вот-вот переломиться под дуновением самого легкого ветерка. Ее лицо — лицо куклы — напомнило Ричу брелоки-нецке: такое же желто-белое и неестественно гладкое, почти без морщин.