Второй воин только хмыкнул. На таком близком расстоянии Анне и Тагаю стало видно, насколько сложен узор черных линий, покрывающих его тело. Среди них оказалось изображение змеи с ромбовидным узором на спине: она обвивалась вокруг основания его шеи, и раздвоенный язык, высовываясь из зубастой пасти, окружал левый глаз.

— Зачем обрывать забаву так быстро, Садаги? Почему бы не проверить, сколько стрел мы сможем выпустить, прежде чем каждый умрет?

Пока первый мужчина колебался, тот, кого он назвал Таване, наложил стрелу на тетиву.

— Ставлю шкуру медведя, — сказал он. — Смотри, они уже собрались нападать.

Он поднял лук.

В это мгновение Тагай, решительно отодвинувший Анну себе за спину, заговорил. Его голос дрожал, противореча вызывающим словам:

— Так ты обращаешься с Медведем, который просто хотел порадоваться победе своего рода? Я говорю, что ты не умеешь проигрывать, Черный Змей.

Татуированный человек продолжал прицеливаться, и острие его стрелы не дрогнуло.

— Почему ты говоришь на нашем языке? Откуда ты знаешь мое имя, если одет в шкуры бледных воров?

Разговор дал время остальным догнать воинов. Образовался огромный полукруг из мужчин и женщин, и несколько старейшин вышли вперед, чтобы встать под дубом.

Один из них встал впереди остальных. Судя по морщинистому лицу, он был тут самым старшим. Однако под многочисленными нитями бусин и раковин видна была широкая мускулистая грудь, а седые промасленные волосы были густыми. Двумя валиками они лежали над ушами. Воздетая вверх рука старейшины заставила толпу моментально затихнуть, и в этом молчании он заговорил мерным, звучным голосом:

— Мы знаем, что ты — боевой вождь рода Волка, Черный Змей. Но разве это дает тебе право убивать всех пленных ради твоего удовольствия, лишая удовольствия нас?

Таване, «Черный Змей», не опустил лук, его взгляд метнулся к старейшине.

— Я хочу только избавить всех от опасного шпиона, Тододахо. Он ведь может оказаться одним из тех врагов, которые хотят захватить наши земли, разве не так?

— Может. Хотя я думаю, что только очень глупый враг проник бы к нам и начал приветствовать род Медведя во время игры. Но меру опасности должны определить мы вместе, Таване, а не ты один. Опусти свой лук.

Мгновение казалось, что воин не послушает этого властного старика. Наоборот, он оттянул тетиву сильнее. А потом на его лице возникло нечто вроде улыбки, и он медленно ослабил тетиву.

— Тододахо сказал. И я, конечно, соглашусь с его мудростью, которая уже столько лет известна народу.

Даже Анна, с трудом разбиравшая быструю речь индейцев, услышала прозвучавший в этих словах сарказм.

Тагай повернулся к ней и прошептал:

— Тододахо! Это значит «Пойманный». Мой дядя, Доннаконна, упоминал об этом человеке. И моя мать — тоже.

Вождь по имени Пойманный откашлялся.

— Незнакомец, возможно, ты не знаешь наших обычаев. Но на наших собраниях тихо не разговаривают. Особенно когда тебя только что избавили от смерти. Впрочем, ненадолго.

Тагай склонил голову.

— Я не хотел проявить неуважения. И это правда: я многого не знаю об обычаях племени. Моя мать, Сонозас, и мой дядя, Доннаконна, не успели научить меня всему, прежде чем отправиться в Поселение Мертвых.

Возможно, на собраниях и не принято было перешептываться, но ничто не смогло бы остановить жужжания, которое поднялось после этих слов. Оно оборвалось только тогда, когда вперед вышла какая-то женщина — такая же старая, как вождь, и облаченная в платье из оленьей кожи, богато расшитое бусинами.

Глядя прямо на Пойманного, она объявила:

— Брат, если он говорит правду, тогда он — сын моей сестры и сын твоего брата. До того, как он отправился в Поселение Мертвых, Сонозас понесла от него ребенка. Ее украли вместе с Доннаконной и увезли за Большую Воду. Если этот человек говорит правду, то он — один из Охотников Рассвета.

Шум, поднявшийся после этого объявления — крики насмешки и одобрения, — не утихал очень долго. Наконец, когда тишина почти установилась, Пойманный снова посмотрел вверх, на дерево.

— Юноша, шея у меня старая и не любит сгибаться, ни вверх, ни вниз. Спускайся.

Тагай и Анна слезли с дерева. Народу собралось так много, что старейшины приказали толпе отойти назад, на игровое поле. Вскоре пленники вдвоем остались стоять в центре плотного кольца, посреди толпы, в которой было не меньше двух тысяч человек. Анна заметила, что мнения уже разделились. Те, кто сгрудились вокруг татуированного воина, Черного Змея, выражали презрение или недоверие, скрещивая руки на груди. Другие, оказавшиеся рядом с вождем Пойманным и женщиной в расшитом платье, имели вид любопытный и осторожный. Анна немного удивилась, заметив в этой группе второго лучника, игрока меньшего роста.

— Итак, — проговорил вождь Пойманный, когда установилась тишина, — как мы узнаем, что ты — тот, кем назвался?

Тагай сглотнул, пытаясь смочить совершенно пересохшее горло. Он вдруг почувствовал, что совершенно не знает, куда девать руки. По мере того как молчание затягивалось, он невольно завел их за спину — и одна вдруг легла на кошель у его пояса. Он ощутил внутри нечто жесткое и достал черный камень.

— Я — Тагайниргийе. Мой дядя дал мне это, — проговорил Тагай, протягивая оки.

Старуха потрясенно шагнула вперед. Она взяла камень у Тагая и внимательно осмотрела его. А потом повернулась к вождю и кивнула. Тот снова поднял руку, и воцарилось хрупкое молчание.

— Моя сестра Гака узнает оки. Она будет говорить. Послышалось грозное рычание. Черный Змей шагнул вперед. Его глаза яростно горели.

— Неужели мы станем похожими на наших врагов, племя Большой Горы, и позволим женщинам говорить на наших советах?

— У тебя будет возможность сказать слово, Черная Змея. И мы сейчас не в доме советов, а на праздновании Игры. Гака была любимой сестрой Доннаконны. Она поймет, говорит этот юнец правду или лжет.

Под новый всплеск ропота Черный Змей отступил.

— Это — тот самый камень, который Доннаконна, мой брат, извлек из громадной рыбы, убитой на берегу Мерцающего Озера. Я его никогда не забуду. В последние три дня я видела этот оки во сне — и вот на четвертый он появился.

Старуха подняла камень к небу, щуря на него глаза.

— Добро пожаловать домой, брат, — произнесла она. — Вы все знаете, что моим снам нужно верить. Это — знак. Охотник Рассвета вернулся, чтобы помочь нам в минуту опасности. Я сказала.

Она отступила. Сразу же, едва дождавшись знака, заговорил Черный Змей.

— Ты видишь то, что хочешь видеть, слышишь то, что тебе нравится. От племени Большой Горы нас спасут не сны, а такие воины, как я, — воины рода Волка и других родов. Шест моего вигвама украшен скальпами моих врагов. Когда вы смотрите на меня, то видите воина. И достаточно только посмотреть на этого пришельца, чтобы убедиться: он еще не стал мужчиной, он еще мальчишка. Волосы у него — как лосиный хвост, неубранные и непричесанные. — Черный Змей провел рукой по своей выбритой по бокам голове, где волосы были оставлены только в виде гребня, спускающегося на шею. — Вы можете судить о нем по его женщине — она грязная, и вид у нее слабый. Ни один другой мужчина не взял бы такую, потому что бедра у нее слишком узкие, чтобы рожать сыновей. — Воин замолчал и обвел взглядом толпу, ища — и находя — там одобрение. — Как этот человек может доказать, что он — тот, кем назвался? Может быть, он украл этот камень. Может, он слышал его легенду и явился как самозванец. В опасности нам не нужны чужаки. Давайте убьем его — немедленно и быстро. — Черный Змей еще раз медленно осмотрел толпу и заключил: — Я сказал.