Это был инфаркт?

Да. Три года назад. Но после него я уже выиграл золотую медаль чемпионата России по волейболу среди ветеранов.

Вот это да!

Кстати, сразу же после больницы я пригласил на завод Эмилию Григорьевну Волкову, главного кардиолога области, и попросил ее перед всеми моими коллегами рассказать симптоматику инфаркта. Потому что никакой резкой боли, как показывают в кино, и никакой потери сознания у меня не было. Было ощущения шарика в груди, который ни туда, ни сюда не перекатывается.

Отчего это случилось?

Оттого, может, что я редко бушую. (Улыбается.) Знаешь, есть такая теория, с которой я не совсем согласен, будто эмоции подавлять нельзя. Таких примеров в моей жизни предостаточно — человек ведет себя разнузданно, расхристанно, по-хамски, но оправдывает это тем, что так посоветовал врач. Такой стиль поведения не для меня.

Вы говорите сейчас про работу?

Стиль управления производством и стиль поведения в жизни не могут быть разными. Нельзя на работе бушевать, ломать стулья, а дома быть лапочкой. Так не бывает. Люди, не умеющие себя контролировать, ведут себя везде одинаково.

Вы когда-нибудь говорили подлецу, что он подлец?

Вот так, чтобы глядя в глаза, с пафосом, как у Михаила Юрьевича Лермонтова, с пощечиной, с «я вызываю тебя на дуэль» — нет. Я просто-напросто с людьми, которые вели себя непорядочно, переставал общаться.

Но им ничего не объясняли?

А ты знаешь, чтобы не создавать таких ситуаций, надо знать, с кем и где можно общаться. Все можно заранее просчитать. Неправильно было бы думать, что все в коллективе тебя любят. На посту заместителя начальника отдела у тебя уже появляются подчиненные, на посту начальника отдела их становится еще больше. И чем выше ты идешь по карьерной лестнице, тем большее количество людей остается где-то внизу, и среди них, конечно, есть те, которые тебя, мягко говоря, не любят. Если я чувствовал антипатию, я просто начинал объезжать по другой дороге. Если уж заговорили на эту тему, хочешь, дам тебе совет?

Конечно.

Не будь такой открытой. Одно дело — с близкими, а другое — на виду у всех, в редакторских колонках. Ни к чему это.

Спасибо. Я уже работаю в этом направлении.

Да не надо работать! Просто-напросто перестань быть искренней со всеми подряд. И, кстати, посмотри внимательно, как ты наполняешь журнал (листает мартовский номер) — на обложке Вайнштейн, фото Плитмана. Сейчас — Гейхман.

Так нечаянно получилось. Можем придумать вам псевдоним.

(Смеется.) Маркин. По фамилии мамы. Мама была донской казачкой из Ростовской области, и вся ее многочисленная родня до сих пор живет там. А папа родился на Украине в Новоград-Волынске. Так что по маминой линии мой дед был донским казаком, а по папиной — коммерческим директором завода черной металлургии.

Какая в вас взрывоопасная смесь…

Я помню, как после моего первого класса в Алитус приехал дедушка с Украины, Михаил Маркович, и забрал меня к себе в Красноармейск под Донецком, потому что они с бабушкой решили помочь молодой семье. Полтора года я прожил на Украине и многое из украинского языка понимаю.

А идиш понимаете?

Нет. В семье деда и бабушки никакой еврейской культуры не было. Более того, сейчас, когда все они уже умерли, и в прошлом году не стало мамы, я полез в фотоархивы и нашел фотографию 1922 года, где на обороте что-то написано на идиш. Я отсканировал, послал знакомым, и мне перевели. Это мой дед писал своим родителям: «Дорогие папа и мама, не знаю, когда мы еще увидимся, но я вас очень люблю». Дед прожил до 99 лет, представляешь? Будучи в весьма преклонном возрасте, он приезжал к нам в Челябинск и еще умудрялся говорить комплименты красивым женщинам. Сейчас я жалею, что вот так, с диктофоном, не сел с дедом в обнимку и не записал его истории. Потому что ниточка оборвалась…

Вам когда-нибудь снится та ваза?

Нет.

Мне кажется, что она тогда не упала…

Может быть…

А что кажется вам, Всеволод Владимирович?

Мне кажется, что мне по-прежнему тридцать. Представляешь? Это такое свойство человеческое…38

Геннадий Павлович Филимонов, заведующий отделением экстренной хирургии больницы скорой помощи, врач-хирург высшей категории, заслуженный врач России.

Антон, Анна, Анастасия

Антон и Анна — это мои дети, Анастасия — внучка. Ей всего лишь три годика, а она уже знает шахматные фигуры, я научил. Антон служил в армии, в спецназе ГРУ, девять месяцев был в Чечне — он сам так решил, а я не стал его отговаривать. В военкомате одна из врачей его спросила: «Вы сын Геннадия Павловича, и вы идете в армию?» Сын ответил: «Это мы с отцом так решили». Я хотел, чтобы он был врачом, брал его с шести лет на дежурства, он смотрел операции, ничего не боялся, но врачом не стал. А Анечка — врач, хороший врач, окончила медицинскую академию, но сейчас не занимается практической медициной, хотя обещала вернуться.

Больница

В этом году 21 декабря будет тридцать лет, как в нашей больнице появилась хирургия. И ровно столько же лет я в ней работаю, с момента основания, почти сразу же после окончания мединститута. Не хочу хвастаться, но поскольку хирургия в нашей больнице очень сильная, и за ночь мы делаем по четыре экстренные операции, то полгорода лечим мы, а вторые полгорода — все остальные. Молодой хирург за три года работы у нас может получить такие навыки, которые в другой больнице он получит минимум за десять лет.

Вера

Верю в Судьбу. Верю в удачу. Верю в себя. Вера в себя и в свой профессионализм — основное качество для хирурга. У нас работа, как у летчиков — одно неверное действие, и ситуация может пойти совсем в ином направлении, поэтому мы умеем принимать решения мгновенно и останавливаться вовремя. Руки ни в коем случае не должны идти впереди головы. Условия проведения хирургической операции требуют от врача высочайшей концентрации внимания, любая возможность отвлечься исключена. Но без веры в себя научиться этому невозможно.

Горные лыжи

Так сложилось, что у нас вся семья спортивная. Мы плаваем, бегаем, занимаемся подводной охотой, ходим в походы. Не так давно увлеклись горными лыжами. Ничего там, кстати, сложного, главное — чувствовать лыжи и на любом участке горы уметь остановиться. Когда я в первый раз поехал, Антон и Анечка держали меня за руки и кричали: «Папа, остановись, папа, хватит, папа, тебе нельзя!» Пациенты удивляются, увидев меня на горе: «Вы что, еще и на лыжах катаетесь?»