Они увели меня в участок, снеся дверь в гостиную. Я не знаю, остался ли кто-то в доме. Они заставили меня драпать босоногим по Фулхэм Роуд, в пижаме и рубашке. Вот как они со мной обошлись. Мне пришлось уезжать из Британии, для меня больше не было смысла оставаться в Лондоне. Очень скоро после этого я улетел в Нью-Йорк.

ДЖОН ЛАЙДОН: Малкольм работал над фильмом «Великое рок-н-ролльное надувательство», съемки которого то начинались, то прерывались из-за недоумка-режиссера Расса Мейера. Малкольм взял Пола и Стива в Рио, и они там устроили весь этот фарс с Ронни Биггсом. Затем они вернулись обратно в Лондон, и потом я узнал, что Малкольм собирается устроить прослушивание каким-то другим Джонни Роттенам. Они даже организовали это прослушивание в «Астории», расположенной в лондонском Финсбери Парке – настоящее оскорбление для меня, потому что это место прямо противоположно тому, где всю жизнь прожил я. Я знаю, что мои друзья ходили туда и пробовались на роль вокалистов, как и прочие подражатели Джонни Роттена. Даже мой младший брат Мартин ходил туда. Это все произошло уже через долгое время после Рио. Они пытались возродить Sex Pistols, заменив меня. Малкольм очень хотел продолжать существование группы, но это было ему не под силу. Джо Паблик не был особо заинтересован в этом. И, очевидно, в группе не было бы Сида. Сид был все еще в тусовке, потому как у них были планы на него касательно фильма, но они не планировали оставлять его в группе. Они просто использовали его. Я знаю, кто выиграл прослушивание – придурок по имени Тен Бол Тьюдор.

ПОЛ КУК: Мы никогда не рассчитывали, что будем продолжать с каким-то другим вокалистом. Да и серьезного прослушивания, чтобы найти другого Джонни Роттена, тоже не было. Для фильма было сделано достаточно. Мы не могли заменить Роттена и продолжать называть себя группой Sex Pistols, поэтому мы сосредоточились лишь на том, чтобы записать несколько песен для саундтрека к фильму. Я знал, что это конец. Я даже пытался самоустраниться, но Малкольм был просто помешан на фильме. Мы тогда еще не знали, но он заканчивал его на заработанные нами деньги. Я дожидался, пока Стив закончит свое участие, чтобы мы могли начать что-то другое.

ДЖУЛЬЕН ТЕМПЛ: Я был совершенно деморализован ложью и лицемерием, которые творились вокруг меня. Малкольм решил снимать фильм и присвоить себе все права на него. Это не соответствовало ни одному из наших планов. По окончании фильма обстановка накалилась до предела. Это напоминало цепную реакцию. Малкольм думал, что группа не особо на что-то влияет, а он имеет полное право говорить, что является главным артистом на арене этого цирка. Его соблазнил собственный персонаж в фильме, хотя все мы знали, что это была просто провокация, претенциозный образ.

ДЖОН ЛАЙДОН: То, что творилось тогда, вообще напоминало сумасшедший дом.

Малкольм все еще хотел, чтобы я поддержал его дерьмо-идею о фильме, но платить мне он не собирался. Он заявил, что лично я к этому фильму не имею никакого отношения, и я просто могу пойти на хрен и сдохнуть. Тогда-то я и начал судебный процесс.

У меня ушло восемь лет на то, чтобы побить урода в его же грязной игре. Настойчивость в конце концов победила.

То, как я боролся в этой судебной тяжбе, нельзя представлять а-ля «я против них», скорее, каждый из участников Pistols внес свой вклад: Пол, Стив и Сид. Извините, но я не могу играть в грязные игры. Я играю только честно. Я не люблю обманывать людей. Даже когда они пытаются обмануть меня, суть совсем не в этом. Пол и Стив оказались в безвыходной ситуации, потому что проживали в арендуемой Малкольмом квартире. Чтобы понять, что им тоже имеет смысл принять участие в судебной тяжбе, им понадобилось время. Они вдруг увидели, что небольшой кусок пирога может перепасть и им. Конечно, когда они принимали участие в тяжбе, в глазах у них были исключительно доллары и фунты.

СТИВ ДЖОНС: Мы с Куком оказались между двух огней в судебной тяжбе Джонни с Малкольмом. Я не знал, на чью сторону мне встать. Я был с самого начала на стороне Макларена, потому что знал его и доверял ему. Затем я понял, что нас конкретно обломают, если мы примем его сторону. Дело было не в том, чтобы принять сторону Джона, а лишь в том, чтобы получить свои деньги.

ДЖОН ЛАЙДОН: Я не общался со Стивом и Полом примерно полгода до судебного процесса. В общей сложности мы не разговаривали в течение восьми лет. Не потому что мы были врагами. Просто не было такой возможности, не было случая. Мы хорошо ладим, хотя и держимся отстраненно, что понятно. Мне кажется, они с самого начала чувствовали себя некомфортно из-за того положения, в котором оказались. Дела шли хуже некуда. Тогда они в меня не верили, а Малкольм просто дергал их за струны. Они просто плыли по течению. Пол и Стив всегда вели себя так. Если вы спросите их, что вообще это было, не думаю, что они вам ответят что-то вменяемое. Они не особо понимали, что вообще происходит и насколько это важно. Для них это был просто рок-н-ролл – секс и птички. И все.

БИЛЛИ АЙДОЛ: Стив Джонс пришел ко мне после распада Pistols. Мы были в «Спикизи», и он спросил: «Что мне делать, Билл? Моя группа распалась!»

Последующие работы Pistols без Роттена были скучны, в них отсутствовал юмор. А ведь юмор был главной изюминкой этой группы. Может быть, мы до усрачки пугали людей, но в этом всегда был элемент угара. Мы работали на нескольких направлениях, и такое намерение Малкольма, как снюхаться с горе-грабителем поездов Ронни Биггсом, едва ли вписывалось в наш концепт. Начался распад. Мы обеднели духом.

СТИВ ДЖОНС: Как только весь ажиотаж вокруг Pistols прошел, я остался с огромной зияющей пустотой в душе. Мне пришлось заполнять эту пустоту то так, то эдак. Я подсел на героин, и он помог мне выживать в течение нескольких лет, но потом и он перестал помогать.

ДЖОН ЛАЙДОН: Британская поп-культура сегодня ударилась в мейнстрим. Им было плевать на войну на Ближнем Востоке.

К ним она не имела отношения. На Ближнем Востоке без конца побеждала Саманта Фокс. Такова британская натура. Они очень тривиальные, деревенские сплетники.

Британская пресса состоит из ужасных старых женщин, подглядывающих за другими из-за шторки, следящих за соседями.

Дот Коттон из «ИстЭндерс» тому пример. Кроме того, все это прекрасно контролировалось системой разделения школ по половому признаку.

Все эти люди из «верхушки» владеют газетами, ведут шоу и преподносят все дела и события в тривиальном свете, без конца пытаясь найти какую-то сучковатость в том, о ком пишут. Правда никогда не всплывет в их статейках, потому что правда людям не нужна. Они закрыли доступ к правде, но это не имело значения, потому что рабочий класс читал газетенки типа Daily Mirror и Sun – два мерзотных издания с женской грудью на обложках и бесконечным потоком дерьмовых сплетен на страницах. Новости звучали примерно так: «Двух поп-звезд под наркотой выкинули из ночного клуба!» И хватит с вас, холопы. Люди ничего не знали и даже не пытались чем-то интересоваться. Сегодня у нас есть доступ к любой информации, но англичане слишком ленивы. Если не просунуть им газету в дверь ранним утром, они не будут ее искать, чтобы прочесть. Британцы изолированы и замкнуты. Газеты типа The Manchester Guardian воспринимались как слишком пафосные. Рабочий класс мог даже не мечтать купить эту газету. В ней слишком много слов, она неуклюжая по размерам – как парень в нью-йоркском метро, читающий ее. Я нахожу странным ропот американцев о том, что неплохо было бы вести более изолированную политику. Они не знают, к чему это ведет. Ты просто будешь таким же узколобым и тупым, как британцы. Нельзя идти по жизни с ограниченными взглядами. Вот почему парни типа меня – это сенсация. Все остальные просто не хотели, чтобы кто-то вроде меня вышибал дерьмо из парня, воспитанного в школе для мальчиков. Я атакую ту систему, которую они так любят, – ложь, обман, мошенничество. Если ты атакуешь систему, то ты атакуешь тот факт, что ты британец.