— Ты принесла то, что я просил?

Марго сунула руку в полотняную котомку цвета хаки и достала пачку рукописных листочков с загнутыми краями.

— Не понимаю, зачем они тебе? — бросила она, подтолкнув листки через стол. — Хочешь оценить мою работу или как?

Мартен хорошо знал этот вызывающий взгляд черных глаз и улыбнулся, успокаивая дочь.

— Даю слово, что ничего не стану читать. Меня интересуют ремарки на полях. Только они. — Марго нахмурилась, и он поспешил добавить: — Я потом тебе все объясню.

Он сложил бумажки и сунул их в карман куртки.

Был четверг, 13.30 дня. Кашалот услаждался улитками под чесночным соусом, когда министр вошел в один из двух (меньший) частных салонов «Тетки Маргариты», ресторана на улице де Бургонь, что в двух шагах от Национального собрания. Сенатор неторопливо вытер губы и только после этого соблаговолил обратить внимание на вновь пришедшего.

— Итак?

— Лаказа задержат, — объявил министр. — Следователь попросит лишить его депутатской неприкосновенности.

— Это мне известно, — холодно произнес Девенкур. — Вопрос в другом: как получилось, что чертов придурок прокурор не сумел этому помешать?

— Он был бессилен. Учитывая обстоятельства дела, следователи не могли действовать иначе… Я поражен тем, что Сюзанна выложила все полиции! Она заявила, что Поль солгал о том, где был. Не думал, что она способна…

Министр выглядел очень удрученным.

— Неужели? — язвительно поинтересовался Кашалот. — А чего вы ожидали? У этой женщины рак на терминальной стадии; ее предали, выставили на посмешище, унизили… Лично я готов ей аплодировать. Маленький говнюк получил по заслугам.

Министр почувствовал гнев. Кашалот сорок лет платит шлюхам, а теперь — нате вам! — резонерствует, моралист хренов!

— Звучит красиво — из ваших уст.

Сенатор поднес к губам бокал с белым вином.

— Вы намекаете на мои аппетиты? — спокойно поинтересовался он. — Между мной и Лаказом огромная разница. Сказать, в чем она заключается? В любви… Я люблю Катрин, как в первый день знакомства. Я восхищаюсь моей женой и бесконечно ей предан. Шлюхи — мера гигиены. И Катрин это известно. Мы больше двадцати лет спим в разных спальнях. Как этот болван мог вообразить, что Сюзанна простит его? Такая женщина, как она… гордая… с характером… Исключительная женщина. Хочет таскаться по чужим постелям? На здоровье! Но влюбиться в эту…

Министр счел за лучшее сменить тему.

— Что будем делать?

— Где был Лаказ в тот вечер? Хоть вам-то он признался?

— Нет. И отказался говорить со следователем. Его поведение лишено смысла! Он тронулся умом и ни с кем не желает это обсуждать.

На сей раз Кашалот искренне удивился. Он оторвался от созерцания еды и взглянул на министра.

— Полагаете, он ее убил?

— Не знаю, что и думать… но он все больше напоминает виновного. Боже, пресса будет счастлива!

— Избавьтесь от него, — приказал Кашалот.

— Что?

— Дистанцируйтесь от Лаказа. Пока не поздно. Выкажите минимум корпоративной солидарности в общении с журналистами, напомните о презумпции невиновности, независимости судебной системы… Не мне вас учить. Но обязательно скажите, что неприкасаемых в нашей стране нет… Все поймут. Козел отпущения необходим в любой ситуации. Наш любимый народ подобен древним иудеям — обожает козлов отпущения. Лаказа принесут в жертву на медийном алтаре, пресса его уничтожит и на какое-то время успокоится. Добропорядочные мужи исполнят привычные номера на телевидении, толпа будет улюлюкать и требовать крови. Кто знает, возможно, завтра та же участь ждет вас. Или меня… Принесите его в жертву. Сейчас. Немедленно.

— У него было блестящее будущее, — не поднимая глаз от тарелки, промолвил министр.

— Пусть упокоится с миром, — ответил Кашалот и наколол на вилочку очередную улитку. — Будете сегодня вечером смотреть матч? Нас может спасти одно — выигрыш чемпионата мира. Но это так же нереально, как мечтать о победе на следующих выборах…

В 15.15 Циглер наконец нашла то, что искала. Вернее, она нашла двух потенциальных клиентов. Большинство членов команды уборщиков фирмы «Кларион» составляли сравнительно недавно приехавшие из Африки женщины. Иммигранты всегда работали в секторе «промышленной уборки»; успех предприятий, подобных «Клариону», покоился на вынужденной податливости неквалифицированной рабочей силы, редко входящей в профсоюз и не способной защищать свои права.

Мужчин-уборщиков было всего двое, и Циглер интуитивно решила начать с них. Во-первых, потому, что процент мужчин-правонарушителей был намного выше процента нарушивших закон женщин, хотя это соотношение постепенно меняется. Во-вторых, женщины очень редко оказываются замешанными в преступлениях против власти. Кроме того, мужчины склонны играть по-крупному.

Первый «кандидат» был отцом семейства с тремя взрослыми детьми. Пятьдесят восемь лет. До этого тридцать лет работал в автомобильной промышленности — правда, не в одной из двух крупнейших французских компаний, а в субподрядной РМЕ.[43]В 90-х гиганты усилили давление на поставщиков в том, что касалось качества, сроков и — главное — стоимости производства, что вынудило большинство малых и средних предприятий пойти на радикальную перестройку либо продаться американцам. Этот человек стал одной из многочисленных жертв данного процесса, и Циглер отложила его анкету в сторону. Его выбросили на свалку, он озлоблен, но отвечает за семью. Второй уборщик был намного моложе; он попал во Францию совсем недавно, благодаря счастливому стечению обстоятельств, чудом вырвавшись из лагеря беженцев на Мальте, где гнили заживо сотни других нелегалов. Он одиночка… Без жены, без детей… Вся его семья осталась в Мали… Этот человек пережил ужас плавания на старой посудине по Средиземному морю, а потом попал на остров-тюрьму. Потерянный и уязвимый, он пытается адаптироваться, затеряться в толпе, не высовываться. Завести друзей. И он наверняка выполняет работу, недостойную его квалификации. А еще — смертельно боится, что его вышлют на родину. Циглер выбрала № 2. Он — идеальная мишень…

Его зовут Дрисса Канте.

Эсперандье слушал «Use Somebody» в исполнении «Kings of Leon» и наблюдал за полем битвы. Трое братьев Фоллоуин и их кузен Мэтью пели «Знаешь, я ведь мог быть с кем-нибудь… С кем-нибудь вроде тебя…» Венсан промурлыкал себе под нос мелодию и послал мысленное проклятие Мартену. Он видел, как коллеги устанавливали в зале для совещаний телевизор с большим экраном и затаривали холодильник пивом. Не пройдет и часа, как кабинеты опустеют, один за другим: все будут смотреть футбол. Венсану очень хотелось поучаствовать в этом празднике жизни, но он застрял тут с кучей факсов и протоколов, разложенных на десятки тонких стопок.