Лорд Мертон, член парламента,

найден мертвым в номере отеля

в результате предполагаемой неудачной

попытки ограбления.

– Какой ужас! Зачем вы мне это показываете?

– Потому что тебе нужно знать об этом.

Она подняла глаза: в зеркало заднего вида на нее смотрел Иржи с такой знакомой самодовольной улыбкой. В ее горле встал ком.

– Это из-за того спичечного коробка?

– В какой-то степени. Лорд Мертон совершил ошибку, открыв не тому человеку, что ему заплатили большую сумму за передачу правительственной информации. Они его за это и убрали.

Она опустила взгляд на фотографию, вспомнив, как лорд Мертон очень старался не смотреть на ее декольте во время танца. Она почувствовала внезапное раскаяние – сожаление, что она не знала этого джентльмена достаточно хорошо, чтобы горевать о его кончине.

Она тряхнула головой.

– Они?..

Алекс схватил ее за руку, заставив вздрогнуть. Ева попыталась вырваться.

– Отпустите… вы делаете мне больно.

Сжав еще сильнее, он наклонился к ней так близко, что она ощутила на лице жар его дыхания.

– Так происходит с людьми, которые не могут следовать правилам. Такими, которые, например, рассказывают то, чего не следует, людям, которым не следует доверять. – Хватка Алекса стала еще крепче. – Или такими, которые не отдают письма, когда их об этом просили. Это опасная игра, Ева. Не рассчитывай, что сможешь выдумать собственные правила. Просто делай, как тебе сказано.

Он отпустил ее. Она, потирая руку, смотрела на него. Ее легкие словно сковало морозом, не давая ей дышать, думать.

Глядя в сторону, он произнес:

– Просто делай, как тебе сказано, и ни с кем не говори о том, что обсуждаешь со мной, или о том, что я прошу тебя сделать. Не говори никому. И не думай, что сможешь утаивать информацию или письма Сейнт-Джона от меня. Потому что я об этом узнаю. Есть вещи похуже, чем твои раскрытые тайны, Ева. И это будет наименьшим наказанием, поверь мне. Давай не будем забывать, что я знаю, где живет твоя мать. И мне бы не хотелось видеть, что Прешес или Софию постигнет та же участь, что и неудачливого лорда Мертона. Топор качается в обе стороны.

Он повернулся к ней и улыбнулся, как лиса, кружащаяся вокруг курятника.

– Ты все поняла, моя дорогая?

Еве казалось, что ее сейчас стошнит. Или она упадет в обморок. Но этого не будет. Она не собиралась доставлять Алексу удовольствие, показывая, что боится его. Она проглотила ком, образовавшийся в горле.

– Да. Я поняла, – произнесла она, каким-то чудом умудрившись сохранить в голосе спокойствие.

Автомобиль остановился перед Домом Луштак. Иржи вышел, чтобы открыть ей дверь. Ева поспешно подвинулась к краю сиденья, стремясь побыстрее вырваться от Алекса. Но он, схватив ее за руку, потянул обратно.

– Еще одна вещь. Будь аккуратна, Этель. Твой акцент пропадает, когда ты испугана.

Она выдернула руку из его хватки и двинулась по тротуару.

– Я заеду за тобой в девять часов в канун Нового года, – окликнул он ее. – Мы едем на званый вечер.

Ева знала, что не могла отказаться. В ее голове кружились угрозы Алекса и фотография лорда Мертона. Не подавая виду, что услышала, она поспешно пошла по тротуару и чуть не врезалась во Фрею, стараясь побыстрее зайти внутрь и оставить за бортом весь мир.

31 декабря 1939 года

Ева смотрела в зеркало на свои покрасневшие и опухшие глаза; на бледность, которую не могли замаскировать ни пудра, ни румяна. За ее спиной стояла Прешес, заплетая и завивая волосы подруги в причудливую вечернюю прическу.

На туалетном столике лежала газета с военными сводками почти двухнедельной давности, с первой страницы которой при каждом взгляде на нее кричали крупные заголовки.

КОРОЛЕВСКИЕ ВВС НЕСУТ БОЛЬШИЕ ПОТЕРИ, СБИТО 12 ВРАЖЕСКИХ САМОЛЕТОВ

Первый крупный воздушный бой произошел в тот самый день, когда Ева прочитала письмо Грэма, – восемнадцатого, – в Северном море, в устье реки Эльба, в каком-то богом забытом германском порту под названием Гельголандская бухта. Это рассказала ей София. Она ворвалась в квартиру Евы, надев шубу прямо на пижаму. Дэвид, работавший в Министерстве обороны, пришел домой, заверяя жену, что, несмотря на потери, некоторым экипажам бомбардировщиков удалось вернуться в Англию.

Ева села на кушетку рядом с Софией, держа ее за руку. В ее сердце загорелся лучик надежды, когда она вспомнила кое-что, сказанное Грэмом.

– Но ведь Грэм не пилот бомбардировщика. Он летает на «Спитфайрах» и других истребителях. Тут, должно быть, какая-то ошибка.

София покачала головой. Опустив голову, она тихо проговорила:

– Ты пойми, это все под строжайшим секретом. Это мне сказал Дэвид. Оказывается, Грэм вызвался добровольцем на операцию. Это секретная миссия, там в том числе и бомбардировка – что-то, связанное с разведкой. У него могло закончиться горючее прежде, чем он вернулся. – Она нервно сглотнула и крепче сжала руку Евы. – Дэвид говорит, они уверены, что он упал в море. Они обнаружили обломки самолета, но его самого до сих пор еще не нашли. Из-за того, что операция была секретной, информация, мягко выражаясь, скудная, и дальше будет намеренно задерживаться. Даже учитывая то, что Дэвид работает в Министерстве обороны, эта история, так сказать, вне его юрисдикции.

– Значит, надежда еще есть, – сказала Ева, мечтая о том, чтобы ее голова согласилась с ее сердцем, с ее твердой уверенностью в том, что Грэм все еще жив.

Кивнув, София сглотнула, стараясь вернуть себе хладнокровие.

– Пока мы не услышали обратного, мы можем считать, что его подобрал кто-нибудь из наших союзников и что он в безопасности. Как только это подтвердится, Дэвид тут же сообщит нам.

Прижавшись друг к другу, Ева, Прешес и София заплакали, цепляясь за единственную надежду. Они допили водку из графина, а затем перешли на еще не открытый шотландский виски, который Алекс подарил Еве. В этот момент ее не беспокоило, откуда взялся этот алкоголь. Она просто хотела притупить свою боль. Окунуться в бесчувствие до того момента, как в дверь войдет Грэм и обнимет ее.

Но София в конце концов ушла, затем Прешес неохотно вернулась в Дом Луштак, согласившись сказать там, что Ева приболела. А Прешес заставила Еву пообещать, что если она услышит какие-нибудь новости – любые, – то тут же даст знать. Уверенность, что она не одинока в своем горе и тревоге, немного утешила Еву, по крайней мере до того момента, как она закрыла глаза, и от образов плавающих в воде обломков самолета вновь защемило сердце.

Теперь же Прешес выпустила золотой локон волос Евы из щипцов для завивки, чтобы он свободно свисал у шеи.