останусь здесь, — прошептал я, пытаясь найти бутылку, в которой еще что-нибудь осталось.

— Лиам, твои дети…

— Ты можешь запереть за собой дверь, ма? Я устал.

Она откинула мои волосы назад, целуя меня в лоб.

— Никто другой на этой планете не понимает эту боль так, как я. Я знаю, ты чувствуешь себя так, словно тебя сжигают заживо, но у тебя слишком много дел. Ты нужен своим детям, и мне ты тоже нужен. Ты не позволил мне оставить тебя, когда ушел твой отец, и я не позволю тебе сделать это и сейчас.

Мои слезы покатились по носу и упали на пол рядом со мной.

— Это потому, что я эгоист, ма.

Мне больше нечего было сказать.

Она снова поцеловала меня в лоб.

— Клянусь, после похорон все будет по-другому.

Как? Почему? В чем был смысл?

ДЕНЬ 6

— Прошло шесть дней со дня смерти нашего любимого губернатора Иллинойса Мелоди Каллахан, и весь мир скорбит. Некоторые из наших зрителей, возможно, не помнят этого, но я был в Великобритании после смерти принцессы Дианы, и облако, нависшее над этой страной, очень заметно здесь сегодня. Перед особняком Каллаханов люди из всех слоев общества, и не только из Иллинойса, пришли отдать дань уважения, оставив цветы, свечи и плюшевых мишек, некоторые даже оставили футболки «Кабс» — любимой команды Мелоди Каллахан — за семейными воротами. На ее похороны, которые состоятся завтра, собрались не только политики, но и такие люди, как Амелия Лондон и Ноа Слоун, давние друзья семьи Каллаханов, которые оба прокомментировали эту трагическую потерю. Многие приезжают отовсюду, чтобы отдать дань уважения этой великой женщине…

В новостях весь день говорили одно и то же. Я не собирался их включать, но не мог найти чертов пульт… все это не имело значения. Если бы это было так. Вложив патроны в револьвер, я поднес его к виску. Я чувствовал, как меня трясет… все почти закончилось… боль… все закончится.

Все, что мне нужно было сделать, это нажать на курок.

Закрываю глаза, и последней мыслью в моей голове было:

— Это Донателла, дочь Мелоди Каллахан, она выбежала из дома.

По моей спине пробежал холодок, когда я снова повернулся к телевизору. Поднявшись, чтобы посмотреть на мою дочь, когда она бежала к воротам, увидел, как она снимает все подряд, один за другим, разрывая плакаты и стаскивая плюшевых мишек.

Ее лицо было таким красным, что казалось, будто ее тошнит.

— Моя мать не умерла! УХОДИТЕ! УХОДИТЕ! — закричала она. Кора побежала следом, заключая ее в объятия, но Дона только сильнее сопротивлялась… Сильнее плакала. Деклан вышел секундой позже, пытаясь успокоить ее, но она просто оттолкнула его и убежала.

Черт возьми.

Пистолет выпал у меня из рук. Я так долго стоял и смотрел, как моя дочь рыдает на экране, что у меня начало жечь глаза. У меня не было сил сделать что-либо, кроме как заскочить в нашу ванную, включить душ — не заботясь о том, холодный он или теплый — и надеть повязку для моего гипса. Я сел, все еще в одежде, вода окатила меня за считанные секунды.

— Ахх… — прижав руку ко рту, я всхлипнул, раскачиваясь взад-вперед снова и снова. Я понял, что желание умереть, но невозможность этого, должно быть, худшая форма наказания, через которую может пройти человек.

Я просидел там целый час, прежде чем выйти.

Когда я вышел, я увидел волосы, выросшие у меня на подбородке, темные круги вокруг глаз… Я ясно видел их, просто не мог с этим справиться. Достаточно было принять душ и сменить одежду на джинсы и белый пуловер. Схватив один из костылей, которые мне дали, но я даже не подумал воспользоваться, я сделал глубокий вдох и открыл дверь в комнату Доны и Уайатта.

— Дона, тебе не следовало выходить на улицу…

Но никого из них там не было.

— Ты не моя мама, уходи! Я слышал их голоса из комнаты Итана.

— Дона…

— Я НЕНАВИЖУ ВАС! Я НЕНАВИЖУ ВАС ВСЕХ! УХОДИТЕ! — закричала она, прежде чем что-то разбилось.

Потирая грудь, я хотел оставить ее. Я тоже не мог смириться с ее болью. Я просто не мог, и все же открыл дверь. Все они повернули головы ко мне: Деклан, Кора, Мина, Итан, Уайатт, моя мама и Дона.

Итан сел у окна. Уайатт лег на кровать рядом с Доной, а все остальные стояли у двери.

— Я разберусь, — сказал я членам своей семьи. Они ничего не сказали, просто оставили нас одних, тихо закрыв дверь. Никто из них не подошел ко мне. Вместо этого они просто смотрели секунду на меня, а затем Итан отвернулся и снова уставился в окно. Дона уткнулась лицом в подушку, а Уайатт лежал неподвижно, уставившись в потолок.

Подойдя к краю кровати, я сел, не уверенный, что сказать им, как вообще начать разговор.

— Ребята, вы уже поели?

— Тебя это вообще волнует? — Итан огрызнулся, не глядя на меня. Это был первый раз в его жизни, когда он говорил так неуважительно. — Все в порядке, папа, возвращайся в постель. Я позабочусь о Доне и Уайатте.

— А кто позаботиться о тебе? — Моя бровь приподнялась. — В конце концов, ты все еще ребенок, Итан…

— Я больше не ребенок, папа! — закричал он на меня. Когда я посмотрел ему в глаза, все, что я увидел, были боль и ярость. — Мы не дети. Все мы здесь достаточно взрослые! Я был с Уайаттом и Доной все это время. Я не ребенок!

Встав, я пошел к нему, но он попятился. Притянув к себе, я заключил его в объятия.

— Отпусти! Отпусти! Просто продолжай пить! Они сказали, что ты собираешься покончить с собой! Ты тоже хочешь умереть! Так что просто умри, давай умри! — Он ударил и толкнул меня, но я держал его сильнее, обнимая и целуя в макушку.

— Простите, что я оставил вас одних, ребята, — прошептал я, — и спасибо тебе за заботу, малыш. — Он зарыдал, и я крепко обняла