в порядке. Давай, сядем в машину. — Уайатт уже сидел и ждал. Он прислонил голову к окну, когда ворота открылись. Все подарки и записки были убраны; когда именно не уверен, но я был благодарен.

Нас ждали полицейские машины, чтобы сопроводить в церковь… ирония судьбы. Честно говоря, я понятия не имел, во что мир верил, что произошло неделю назад, и что говорили ирландцы или итальянцы. На самом деле мне было все равно…

Долгая поездка пролетела намного быстрее, чем обычно; поскольку полиция расчистила дорогу, это заняло всего десять минут.

— Я не хочу идти, — прошептал Итан.

Я тоже, — хотел сказать сломленный человек во мне.

— Мы должны делать то, что нам не нравится, Итан; это часть того, чтобы быть лидером. — Я с легкостью выплевываю эту чушь, поправляя запонки, когда машины подъезжают к… той самой церкви, в которой мы венчались.

Кто бы мог подумать, что все так закончится?

Как всегда, наша семья заняла самые передние скамьи, всего в нескольких футах от ее гроба.

— Нет, — сказала Дона, увидев Мелоди.

— Кора, — прошептал я. Им не нужно было видеть ее такой… бледной… холодной… Она поняла и подала знак двум мужчинам подойти и закрыть гроб. Дона спрятала голову в моем пальто, и я позволил ей. Я не поморщился, не спрятал лицо от всех устремленных на меня взглядов.

Я — Ceann na Conairte.

Я Лиам Алек, мать вашу, Каллахан.

И если бы мне нужно было напомнить им, я бы напомнил.

Священник подошел к трибуне.

— Мы собрались здесь, чтобы почтить память и оплакать смерть Мелоди Никки Джованни-Каллахан, матери, жены и героя.

ДЕКЛАН

Он настоял на том, чтобы отнести ее гроб в катафалк. Он отставил трость в сторону и вынес ее вместе с нами из церкви. Он выглядел как человек, сделанный из камня. Каждая частичка его тела затвердела… но я знал, что его физическая боль была ничем по сравнению с эмоциональной. Единственное, что привязало его ноги к земле, были его дети.

Но на долю секунды, когда ее начали опускать, я увидел это в его глазах: он тоже хотел прыгнуть.

— Остановитесь! Пожалуйста, остановитесь! — Уайатт закричал, пытаясь подбежать к гробу, но Лиам держал его крепко, как будто уже знал, что Уайатт планирует это сделать.

— О боже. — Кора ахнула рядом со мной, слезы текли по ее лицу, когда она сжала мою руку. — Как? Как это могло случиться?

Мой взгляд переместился на черное надгробие Седрика, всего через три могилы от нас, затем на надгробие моего отца прямо рядом с ним; рядом с моим отцом, моей матерью и моими тетями… как? Как это произошло? Так же, как это происходило всегда, так же, как это будет происходить и впредь. Мы не спрячемся от мишеней на наших спинах, когда влюбляемся или заводим семью. Любовь ничего не значит для тех, кто в мафии. Это была не сказка, плохое случается, это жизнь, это ужасно, это трагично… но дерьмо случается.

Я был моложе их, когда потерял обоих родителей.

За любовь есть цена. За власть есть цена… и в какой-то момент нам всем приходится ее платить. Вот как это происходит.

Я хотел сказать ей это, объяснить, но вместо этого я сделаю то, что делали все мужья-мафиози до меня: я солгу и дам обещание.

— Я не знаю, как это могло случиться, но я буду защищать тебя до своего последнего вздоха. — Это было все, что я мог сделать.

ГЛАВА 27

«Песня закончилась, но мелодия продолжается…»

— Ирвинг Берлин

ЛИАМ

ДЕНЬ 7

Когда мы вернулись домой, на улице уже стемнело, и моя мама вошла с Уайаттом, держась за мое плечо. Он был в сознании, но все крики и рыдания, которые он устроил на похоронах, вымотали его. Он едва мог ходить самостоятельно. Мы все вошли в комнату Итана, и мама положила его на кровать.

— Я должна вам всем кое-что рассказать, — сказала моя мать, садясь рядом с Уайаттом, когда Дона заползла и села между ними. Это было забавно; они были почти подростками, но всякий раз, когда кто-нибудь из них расстраивался, они все держались вместе.

— Перед тем, как ваша мать… скончалась… она попросила меня прочитать вам письмо. — Она полезла в сумочку и вытащила листок бумаги. Мое сердце бешено забилось.

Все они сели.

— Могу я прочитать его сейчас? — Она посмотрела на каждого из них, но они не ответили.

— Пожалуйста, — прошептал я, отчаянно желая узнать, что в нем.

Бумага захрустела, когда она развернула ее и сделала глубокий вдох, прежде чем прочитать.

— Le mie piccoli leoni… — Она замолчала. — Я правильно прочитала?

— Это означает «мои маленькие львы». — Итан улыбнулся. — И нет, ты неправильно прочитала, бабушка, но все в порядке, продолжай читать.

— Да, сэр. — Она похлопала его по носу. — Le mie piccoli leoni, мне так жаль, что я не с вами. Я могу только представить, какая боль сейчас в ваших сердцах, насколько вы сердиты и растеряны, но больше всего вам грустно. Мне тоже грустно… потому что, если бы я была хорошей мамой, я могла бы быть со всеми вами вечно. Я бы увидела, как растет Дона, ходит на свидания и смеется, когда вы, мальчики, и ваш отец стали бы ее защищать. Я бы увидела, как ваш отец пытается успокоить меня, когда женщины попытаются заменить меня в ваших сердцах, Итан и Уайатт. В моей голове так много счастливых снов, которые я хотела бы превратить в воспоминания. Я так сильно хочу быть со всеми вами. Я никогда не думала, что могу любить кого-то так сильно, как люблю вас троих. Вы — мое сердце. Единственные моменты в моей жизни, о которых я сожалею, — это дни, которые я не провела с вами. Я передала бабушке много писем, которые я научилась писать у вашего дедушки Седрика. У меня есть по паре для каждого из вас, и когда придет время, она передаст их