С этими словами Скотт поднялся, вежливо кивнул нам обеим по очереди и удалился, величественно вынося из гостиной идеально прямую спину.

Фатима изумленно воззрилась на меня:

– И к чему была эта тирада?

– Понятия не имею, – ответила я ей тем же тоном. – Старый человек, имеет же он право на капризы и загадочные поступки, верно?

– Оно, конечно, да… – протянула Фатима. Помолчала и вдруг деловито сказала: – Делла, после обеда доставят мой багаж. Извини, но он большой, и ему требуется место.

– Надеюсь, он не живой?

– Нет, но твою собаку на всякий случай лучше к нему не подпускать.

– И что там?

– Увидишь, – загадочно сказала Фатима и тут же добавила: – Тебе понравится.

* * *

Она оказалась права. Мне так понравилось, что я тут же поняла, насколько упрощается моя задача. Я немедленно написала Мастеру Вэню, который так и жил на Сонно, после чего от избытка энергии занялась ручным трудом. Маникюрными щипчиками я частью разогнула, частью сломала лапки, удерживающие шпинель в герцогском перстне Клариона. Камень вместе с чипом выпал мне на ладонь. Чип я отклеила, со всеми предосторожностями просмотрела. Нет, не файлы. Меня интересовала только структура. Затем я сделала заказ в фирме, торгующей материалами для занятий скульптурой дома.

Заказ доставили в шесть вечера. Я тщательно обернула чип в несколько слоев пленки, потом обмазала глиной, воском для герметичности и снова глиной. Потом я обваляла получившийся кругляш в песке. Снова обмазала глиной. Подумала, что теперь я сама его не узнаю.

– Только не в цветочный горшок, – сказала Фатима, наблюдавшая за моими манипуляциями. – Здесь нет ни одной чертовой пальмы, мульчированной гравием. И если вдруг все цветы в поместье замульчируют, сразу понятно, где искать.

– Спасибо за идею, а то у меня мозги от усталости не работают совсем.

Я сделала заказ еще и на мелкий гравий для мульчирования почвы в цветочных горшках и вазонах. И задумалась: ну хорошо, чем сбить со следа, Фатима мне подсказала. А где же прятать?

Фатима вдруг сказала, что вскочила сегодня ни свет ни заря и поэтому ей именно сейчас необходимо отдохнуть. Я поняла правильно и пошла к себе, решив просмотреть материалы Йена, раз уж, по существу, ничего толкового в голову не приходит.

Материалы сбили меня с панталыку окончательно. И это мягко говоря.

Запись камер из клуба «Черный монах», беседа бармена и Изабеллы Баш, она же Джеки Понс, она же Радха Шетти. Звука нет, но каждое слово неплохо читается по губам.

«Привет, Джеки».

«Тебе того же, Энс. Как жизнь?»

«Джеки, в зале федералы. Я их даже знаю. Вот те две тетки за столиком в углу – агент Вера Харрис и кто-то еще…»

«Скажешь тоже – тетки. Да они моложе тебя! Вторую я знаю. Еще хуже, чем федералы, – разведка».

«Опаньки».

«А я предупреждала. Так вам и надо. Я говорила, что номер с певичкой не пройдет, тупо потому, что она не певичка, а певица, но вы эту разницу не уловили. Будете платить. Если найдете кому, ха-ха».

«А если не найдем?»

«Тогда будете сидеть».

«Паршиво».

«Да ладно! Гарантированная трехразовая кормежка, отдельная койка с регулярно сменяемым бельем, не надо платить за медстраховку и аренду жилья – поди плохо! Ты просто не понимаешь своего счастья».

«Шутки у тебя…»

«Нормальные шутки. Все там будем. И ты, и Гиг, и даже я. Кстати, Гиг сегодня будет?»

Владельца клуба звали Джордж Макконахью. По всей видимости, Гиг – это он.

«Нет, он же уезжает».

«Я в курсе. Но сегодня он собирался с утра отправить детей, а сам через день…»

«Не знаю. Когда я ехал на работу – это было в шесть вечера – и проезжал мимо его дома, то дети там были. Дочка учила брата ездить на велосипеде».

И вот тут я увидела, как Радха Шетти переменилась в лице.

«Ты хочешь сказать, что дети до сих пор здесь?!»

Она начала оборачиваться, правой рукой отодвигая от себя чашку, и во всем этом движении было видно желание уйти. Сию же секунду. Немедленно. Но в зал вошла Вики Дуглас.

И Радха Шетти опешила.

Следующая запись – уже с уличных камер около дома Джорджа Макконахью. Радха Шетти на арендованной машине (арендовала на имя Джеки Понс) подъезжает, выходит. Перед домом на миг замирает, потом сдирает с себя куртку, оставшись в одном только тонком черном платье выше колена. Платье строго по фигуре, видно, что оружия у нее нет.

Вошла.

Два приглушенных звука, похожих на выстрелы. Два.

Прошло около четырех минут.

Радха выходит, по-прежнему без куртки. На руках – сверток тряпья, в котором угадывается ее куртка. Садится в машину и уезжает.

Запись камер с параллельной улицы пятью часами позже, когда федералы уже уехали. Занимается рассвет. По тротуару медленно идет женщина, изредка поднося к губам плашку размером с палец. Судя по выражению лица, дует в нее, но звука нет. Я знаю, что это такое. Ультразвуковой свисток.

«Мя-а! Мя-а!» – навстречу женщине бежит очень красивая кошка, подняв хвост трубой. Женщина наклоняется, подбирает кошку и вместе с нею смещается вбок, исчезая буквально на глазах.

Записи с камер Йен дополнил отчетами патологоанатома, экспертизой оружия и всем прочим необходимым. Все это доказывало: Радха приехала, когда Джордж Макконахью и вся его семья, включая детей, были мертвы самое малое полчаса. Их убили люди, прикинувшиеся рабочими-упаковщиками. Убили и остались в доме, они что-то искали. А Радха вошла в дом, имея самый безобидный вид, обезоружила одного из убийц и застрелила обоих. Когда она приехала, свет на первом этаже был потушен; уходя, она оставила включенные лампы и распахнутую настежь входную дверь, что должно было привлечь внимание соседей.

И вдруг, в дополнение, длинная запись. Уличные камеры в Пиблс. Хорошо одетая женщина ведет по мостовой двух собак. Собак я знаю – они теперь живут в вольере рядом с Василисой. Но в этой записи они восторженно прыгают вокруг женщины. Встают на задние лапки, виляют хвостами. Она берет их домой из приюта – и они радуются, что у них будет дом.

Они еще не знают, какие муки придется претерпеть, чтобы обрести наконец свой дом. У меня.

Путь женщине преграждает большая лужа. Собаки не хотят идти в нее. Тогда она снимает туфли – одну за другой – и бросает их через лужу. Нет, собаки все равно не хотят. Она наклоняется, подхватывает обеих собак и босиком идет через лужу, морщась и смешливо вскрикивая. А собаки с двух сторон лижут ей лицо. На другом «берегу» она отпускает собак, выпрямляется, и я вижу ее без притворной маски. У нее гладкая кожа, и возраст выдает только взгляд.