Но в такой ситуации большего нельзя было сказать. Я направлялся домой. А он, может быть, никогда не сможет вернуться в свой дом. Наши пути, которые пересеклись настолько внезапно и так сильно изменили наши жизни, скоро разойдутся. Я сел в большой самолет «C-130», летящий в Баграм, на мою базу. Мы приземлились на главную посадочную полосу в 23.00, ровно через шесть дней и четыре часа после того, как Майки, Акс, Дэнни и я заняли это самое место. Мы тогда лежали на этой самой земле, любовались заснеженными вершинами вдалеке, смеялись, шутили, как всегда, были оптимистичны и не подозревали о том испытании огнем, которое ожидало нас высоко в этих горах. Меньше недели. И будто тысяча лет прошла.

Меня встретили два доктора и карета «Скорой помощи», которая могла мне потребоваться. К самолету подошла небольшая группа медсестер, одну из них я знал еще со времен добровольной работы в госпитале. Остальные были шокированы при виде меня, но эта сестра взглянула на меня, стоящего наверху трапа, и залилась слезами.

Я выглядел действительно ужасно. Я похудел на семнадцать килограммов, на лице участками не хватало кожи после падения с первой горы, мой сломанный нос нужно было хорошенько вправить, меня перекосило от боли в левой ноге, мое сломанное запястье болело адски, как и спина, как и должно быть с тремя сломанными позвонками. Я потерял бог знает сколько литров крови. Я был белый, как призрак, и едва мог ходить.

Медсестра лишь крикнула: «Боже, Маркус!» – и отвернулась от меня, рыдая. Я отказался от носилок и облокотился на доктора, игнорируя боль. Но он знал. «Давай, дружок, – сказал он. – Давай положим тебя на носилки».

Но я покачал головой. Я принял порцию морфина и пытался стоять без посторонней помощи. Повернувшись к доктору, я посмотрел ему прямо в глаза и сказал: «Я пришел сюда на своих двоих и ухожу на своих двоих. Пусть я ранен, но я все еще офицер SEAL, они меня не прикончили. Я могу ходить».

Доктор лишь вздохнул. Он встречал таких парней, как я, и раньше и знал, что спорить было бесполезно. Думаю, он понимал, что единственной мыслью в моей голове было:

«Каким таким офицером SEAL я буду, если мне придется помогать сойти с самолета? Нет, сэр. Я на это не согласен».

Так что я снова спустился по трапу своими ногами и ступил на свою домашнюю базу, держась до тех пор, пока не дотронулся до земли. Я заметил, что к тому моменту еще две сестры залились слезами. Помню, как подумал: «Слава богу, мама меня не видит».

И сразу, как только я об этом подумал, упал. Доктора и медсестры подбежали, чтобы помочь мне, положить в фургон и отвезти прямо на больничную койку. Время личного героизма прошло. Я прошел через все невзгоды, которые эта чертова страна могла мне предоставить, я испытал еще одну адскую неделю, только в десять раз хуже, и теперь я был спасен.

На самом деле теперь я чувствовал себя даже немного хуже. Морфин обладал не таким сильным действием, как опиум, который мне давали в деревне. Каждая клеточка тела болела. Меня официально встретил шкипер SEAL, капитан Кент Перо, вместе с которым подошел мой доктор, полковник Карл Диккенс.

Капитан Перо – высокопоставленный офицер SEAL – всегда помнил мое имя, с первого дня нашего знакомства, и он зашел со мной в фургон «Скорой помощи». Он сел рядом, взял меня за руку и спросил, как я себя чувствую. Помню, как сказал: «Да, сэр, все хорошо».

Потом я услышал, как он произнес: «Маркус» – и покачал головой. Я заметил, что у этого невероятно сильного и сурового человека, начальника моего начальника, слезы льются по лицу – я думаю, слезы облегчения от того, что я был жив. Это забавно, но теперь впервые за долгое время я находился рядом с человеком, который по-настоящему заботился обо мне, впервые с тех пор, как погибли Майки, Акс и Дэнни.

Я подумал, что это невероятно, и разревелся прямо там, в фургоне, но потом взял себя в руки. Капитан Перо спросил, нужно ли мне что-нибудь, неважно что, – он это достанет.

«Да, сэр, – ответил я, вытирая глаза о простыню. – Как вы думаете, сможете достать мне гамбургер?»

В тот момент, когда я оказался в безопасности в Баграме, были обнародованы новости о моем спасении. Я был с солдатами армии США вот уже несколько часов, но я знал, что морской флот не хотел, чтобы кто-то начал праздновать победу до тех пор, пока я не буду по-настоящему в безопасности.

Звонок пролетел по миру, как управляемая ракета: Баграм – Барэйн – управление спутниковой связи – Управление спецвойсками, Коронадо – прямая телефонная линия на ранчо.

Телефонный звонок с обычными вестями поступил около часа в тот день, и родители ожидали такого же в четыре. Но теперь телефон зазвонил в три часа дня. Рано. Как рассказал мне отец, когда старшина Готро вышел на улицу и прошел через толпу, чтобы позвать маму и сказать ей, что поступил звонок из Коронадо, она чуть в обморок не упала. Ей казалось, что для этого звонка могла быть лишь одна причина, и это была смерть ее маленького ангела (который я).

Старшина Готро почти принес ее в дом, и когда они вдвоем подошли к спальне, где был установлен телефон, то первое, что она увидела, как Морган и мой второй брат, Скотти, рыдают и обнимают друг друга. Они думали, что знали военные порядки и что могла быть лишь одна причина для столь раннего звонка. Мое тело нашли в горах.

Старшина Готро подвел маму к телефону и поставил ее в известность, что, как бы там ни было, ей придется узнать правду. Голос на другом конце провода спросил:

– Старшина, вся семья в сборе?

– Да, сэр.

– Мистер и миссис Латтрелл?

– Да, – прошептала мама.

– Он у нас, мэм. Маркус у нас. Он в стабильном состоянии.

Мама начала падать прямо на пол в спальне. Скотти быстро подставил руки, чтобы уберечь ее от удара. Лейтенант Д. Д. Джонс подлетел к двери, встал на крыльцо и попросил тишины. Потом он прокричал во всю глотку: «Они его нашли, парни! Маркуса спасли!»

Мне сказали, что рев, который пролетел над этими одинокими пастбищами здесь, в глуши Восточного Техаса, можно было услышать в Хьюстоне, за 90 километров отсюда. Морган говорит, что это был не просто рев. Он был спонтанным. Оглушающим. Кричали все вместе, изо всех сил, и это был будто чистый поток облегчения и радости для мамы, отца и всей семьи.

Этот крик обозначил завершение пятидневной службы, в течение которой триллион молитв за мою жизнь вознеслись к небу, за долю секунды после объявления люди поняли, что Господь услышал эти молитвы и ответил на них. Для людей это было подтверждением веры, нерушимой надежды и оптимизма капеллана «морских котиков» Трэя Вогна и всех остальных.

Тут же они подняли флаг, и звезды с полосами затрепетали на горячем ветру. Потом «морские котики» пожали руки моей семье, друзьям, соседям, людям, которых они могут больше никогда не увидеть, но с которыми они были теперь связаны до конца своих дней. Потому что никто, по словам моей мамы, не смог бы просто забыть этот краткий момент радости, который они разделили между собой, этот долгожданный момент избавления, когда страхам и сомнениям пришел конец.