– Смотри! – полуэльф дернул друга за воротник камзола, побуждая распрямиться и поднять голову. – Этот седой старик в короне кажется мне смутно знакомым!

Огвур нахмурил кустистые брови, старательно вглядываясь в тощего, согбенного мужчину, медленно спускавшегося по устланным ковровой дорожкой ступеням:

– Десять гоблинов мне в глотку, Ланс! Так ведь это и есть тот самый бледномордый колдунишка, что нахально форсил вместе с пьяным принцем демонов перед войском Азура, под стенами Ниса!

– И правда! – признал полукровка. – Но как же он изменился!

Они медленно сходились посреди цветущих клумб с розами. Высокий, стройный Лансанариэль и едва передвигающийся старик, на длинных, седых патлах которого нестерпимо сиял усыпанный сапфирами венец. По пятам за немощным королем тащился хромоногий, отвратительно подхихикивающий карлик.

– Не таким мне виделся правитель бессмертного народа! – печально признался Ланс, приближаясь к старику.

Король вперил в него пристальный взгляд подслеповатых, слезящихся глаз:

– Не знаю, кто ты – полукровка, но у меня еще достанет сил для того, чтобы поставить на место зарвавшегося выскочку с нечистой кровью!

Нежную переносицу Ланса прорезала гневная морщинка:

– Меня предупреждали, что Поющий остров не прощает своих же ошибок и не выносит вида своих отвергнутых детей! – в его голосе прозвучала вся накопившаяся за долгие годы обида, вылившаяся в одной, язвительной фразе. – Мнящие себя благородными эльфы часто совершают недостойные поступки, за которые не желают расплачиваться. Но я пришел для того, чтобы восстановить справедливость!

Эти слова, содержащие непреложную истину, острым жалом вонзились в сердце утратившего власть короля. Аберон на мгновение задохнулся от переполнявшего его возмущения, а когда вновь обрел дар речи, оскорблено взвыл, потрясая пожелтевшими кулаками:

– Кто ты такой, что посмел открыто поносить мой благородный клан, и возводить на нас напраслину?

Губы Ланса искривились в презрительной усмешке:

– Я всего-навсего нежеланный сын своего отца, отрекшегося от меня и погубившего мою невинную мать. Я приехал на Поющий остров для того, чтобы взглянуть в его бесчестные глаза, а в качестве улики предъявить вот это, – он выхватил из сумки скомканный плащ и бросил его к ногам короля. – Возможно, этот выродок известен и вам, ведь только самые родовитые дворяне, по праву высокого рождения, носят багряный шелк…

Аберон с кряхтением нагнулся и кое-как подцепил ткань непослушным пальцем:

– Выродок, – потрясенно бормотал он, – ты сказал выродок…, – затянутые бельмами глаза подслеповато всматривались в черты молодого красавца, стоящего перед ним. Юноши, чья ослепительная внешность пронзительно, как две капли воды, напомнила Холодному лица его сестры Альзиры и младшего брата Лионеля. – Откуда это у тебя, чужеземец? – он невольно поднес к губам струящееся полотнище, еще хранившее пряный запах луговых трав.

Злодейка память услужливо воскрешала давно позабытые картины его безвозвратно утерянной молодости – стог сена, крупные капли теплого, летнего дождя и доверчивые поцелуи юной девушки с пушистыми, каштановыми косами… И непромокаемый багрянец королевского плаща, скрывший их страстные объятия, плаща – который он подарил ей на прощание…

– Я помню, – губы старика дрожали, – ее звали Маргота…

Ланс сдавленно вскрикнул, побледнел и отшатнулся:

– Она была моей матерью! А вы… значит вы…

Король хрипло расхохотался, а затем бросил плащ себе под ноги и принялся остервенело топтать, пытаясь разорвать неподатливую ткань:

– Так значит, наивная дурочка понесла! У меня есть сын! Сын короля всего Поющего острова – незаконнорожденный, полукровка, ублюдок, отщепенец… Надеюсь, эта девка Маргота умерла в мучениях, как паршива собака? Даже это будет слишком милосердным наказанием за тот позор, которым она покрыла меня – великого короля и мага!

Изумрудные глаза Лансанариэля налились кровью, праведное возмущение вскипело в любящем сердце:

– Не смей незаслуженно порочить мою благородную мать, ты, выродок! – звонко выкрикнул он. – Я думал, что ты раскаивался и оплакивал ее гибель, но ошибся – твоя душа темнее ночи! С этого мгновения я отрекаюсь от тебя и народа эльфов, я отомщу за гибель матери…

Но Холодный продолжал хохотать глумливо и самозабвенно:

– Так вот какой нежданный дар, зачатый в беззаконии, напророчила мне Сумасшедшая принцесса устами своей безумной матери! А я то почти повелся на обман и опрометчиво испугался наркотических бредней глупой бабы! Да что можешь сделать мне ты, тупой, бессильный сосунок?

– Клянусь Аолой, я убью тебя! – Ланс намеревался прыгнуть на отца, но в последний момент благоразумно сдержался и сделал всего один, крохотный шажок.

Некромант протянул руку, отрывисто выкрикнул несколько слов, и с его морщинистой ладони сорвалось черное облако угольно-искрящейся пыли, устремившееся по направлению к отверженному сыну.

Стоящий поодаль Огвур, не желавший мешать приватному разговору, предупреждающе закричал и выхватил из-за пояса нож, но он явно ничем не успевал помочь обреченному полуэльфу…

Наблюдавший за драматичной сценой Гнус тихонько помянул всех демонов Тьмы и незаметно заполз за куст сирени…

Мои ноги будто бы окаменели и приросли к земле, а выпученные глаза почти вылезли из орбит. Неприятно, конечно, осознавать, что со стороны выглядишь дура-дурой, но такое… Короче, именно в этот самый момент нервы мои все-таки не выдержали, я отчаянно завизжала и попыталась картинно грохнуться в обморок. Не получилось, я просто навалилась спиной на шершавую стену Ранмира и плавно сползла вниз, прикусила себе язык и наконец-то замолчала. Тихонько сидела в пыли и тупо пялилась на колыхавшегося передо мной призрака.

– Внучка! – смущенно укорил меня вежливый голос. – Не к лицу наследнице великих королей так пугаться, да еще в добавку, голосить словно последняя простолюдинка!

– Ага, – вяло оправдывалась я, стараясь хотя бы из приличия не стучать зубами. – Вы то сами себя видели? Нет? Вот так то…

– А что со мной не так? – всерьез забеспокоился призрак, взволнованно теребя подол окутывавшей его рваной хламиды.

– Да нет, все нормально! – но мой голос звучал слишком не натурально, и мне не поверили.

Я со вздохом сожаления достала из кармана Зеркало истинного облика и подала его смущенному призраку. Существо раскрыло туманную кисть, жадно схватило артефакт и с трепетом всмотрелось в волшебное стекло. Глухо застонало от разочарования, и чуть не выронило старинный раритет из разом ослабевших пальцев. Губы призрака горестно искривились. И было от чего. Призрак по ошибке смотрел на тыльную сторону зеркала, являвшуюся простой пластиной полированного металла, отражавшего одну лишь голую правду.