Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Он предложил мне сделку. Сказал, что, если я убью Катерину, если порежу ее на кусочки, да как-нибудь поунизительнее, он дарует мне свободу. Если бы я отказалась, он бы отдал меня своей армии на растерзание и проследил бы, чтобы я этого не пережила.
— Ты лжешь! — Еще один слабый выпад, и снова меч бесцельно вспорол воздух. — Когда ты убила ее, — из живого глаза Констанции потекли слезы, — ты все равно осталась с Д’роаном.
Джеззет помедлила с ответом.
— Да. Он отпустил меня на волю, но я осталась с ним. — «И ненавижу себя за это. Надо было убить его».
Великанша опустилась на одно колено, опираясь на меч. Она тяжело дышала, на ее лице застыла гримаса боли, а все тело дрожало, словно листок в бурю.
— Зачем ты мне это говоришь? Ты же знаешь, что я не остановлюсь. Я убью тебя, шлюха ты драная!
Джеззет кивнула:
— Да, Констанция, знаю.
Ее меч сверкнул в воздухе и резанул по лицу великанши.
Констанция рухнула на пол, закричала и схватилась за голову здоровой рукой. Клинок оставил ей второй шрам, зеркально повторяющий тот, оставшийся со дня турнира, со дня, когда умерла Катерина, а Джеззет обрела заклятого врага на всю жизнь.
Великанша вопила и корчилась от боли. Кровь сочилась между ее пальцами.
— Я говорю тебе это, потому что хочу покончить с этим, — сказала Джеззет. Собственный голос показался ей удивительно спокойным и печальным. — Я хочу, чтобы эта часть моей жизни осталась в прошлом. Прощай, Констанция.
С этими словами Джеззет вонзила меч в грудь соперницы, точно и аккуратно — лезвие прошло между ребрами и пронзило сердце. Констанция в последний раз жадно хватила ртом воздух, вздрогнула раз, другой — и замерла навсегда.
На обратном пути к парадному входу Джеззет повсюду видела тела: лакеи, служанки, солдаты, даже пара каких-то благородных особ. Все как один были располосованы на ленточки.
Выбравшись во двор, она поняла, что снаружи все еще хуже. На ином поле боя ей доводилось видеть меньше трупов. Здесь же они покрывали землю сплошным кровавым одеялом. Едва выйдя из здания, девушка чуть не наступила на чью-то голову и лишь через мгновение поняла, что эта часть тела принадлежала Зеленому. Добрая половина его щеки отсутствовала, но ошибиться было невозможно.
В центре двора стояли двое мужчин с тремя лошадьми. Судя по голосам, Танкуил и Черный Шип о чем-то спорили, но ни тот, ни другой оружия не обнажали. Наемник тыкал арбитру пальцем в грудь и показывал куда-то в сторону города. Охотник на ведьм в ответ лишь мотал головой.
Джеззет подошла к ним, старательно обходя тела.
— Отличный отвлекающий маневр, Шип.
«Не говоря уже о том, что вырезать целый гарнизон уже сродни подвигу».
— А? — Оба мужчины разом повернулись к ней; Танкуил улыбнулся, а лицо Черного Шипа перекосил оскал.
— Ты про это… — Торн окинул взглядом двор. — Это не я, это Х’ост. Хотя винить во всем будут, скорее всего, именно меня.
— Ты… — начал Танкуил.
Джез улыбнулась:
— Я в порядке.
— Ты…
— Да, я это сделала.
Шип сплюнул.
— Сделала что?
— Убила Констанцию.
— Серьезно? Что ж, Х’ост тоже мертв. Расскажи ей, арбитр.
Танкуил вздрогнул и поморщился.
— Я убил его ложкой.
Черный Шип прыснул, и Джеззет не смогла удержаться, чтобы не присоединиться к веселью. «Смерти лучше для этого подонка не придумаешь».
— Зачем лошади? — спросила она.
Крупная гнедая кобылица посмотрела на нее глупыми глазами, а затем шагнула ближе к девушке и принялась обнюхивать ее руку.
— Идея нашего охотника, — объяснил Шип. — Нам нужно быстро сваливать отсюда, так что я с ним согласен.
Джеззет кивнула.
— А что с остальными? Я видела Зеленого… вернее, его голову…
— Никого не будет. Остались только мы.
«Что ж, Мослака мне будет не хватать». Хотя, быть может, еще и Шустрого — он, конечно, был полным дерьмом как человек, но Джез нравились его истории.
Хоть Джеззет никогда не доверяла лошадям, ездить верхом она умела и потому бодро вскочила на спину кобылицы. Танкуил в седле тоже держался вполне уверенно, а вот Черный Шип все время беспокойно ерзал, словно опасаясь, что кто-то что-нибудь воткнет ему в задницу. Высоко в небе ярко светила луна, на улицах горели фонари, но все равно было очень темно. Они были не единственными, кто стремился выбраться из города, — все дороги наводнили люди, стекающиеся к воротам. Время от времени Джеззет замечала тела, а откуда-то издалека до ее ушей долетали крики.
— Что здесь произошло? — спросила девушка.
Танкуил горько вздохнул:
— Нас это не касается.
— Ага, только вот думается мне, что это тоже повесят на меня! — рыкнул Черный Шип.
Только на третий день после событий в Хостграде Джеззет задала свой вопрос. К тому моменту стало казаться, что едут они целую вечность, не меньше. Задница Танкуила уже настолько одеревенела, что почти перестала болеть, хотя остальным, похоже, приходилось еще хуже. Черный Шип безостановочно ворчал и жаловался. Арбитр пробовал было советовать ему двигаться в такт с лошадью, но тот каждый раз стонал на предмет «бедных своих яиц». Джез терпела боль молча, однако Даркхарт видел, как она вздрагивает. Время от времени они останавливались, чтобы напоить лошадей и дать им немного передохнуть.
Никто не заметил, что они покинули Хостград, — жители города и солдаты были слишком заняты, пытаясь скрыться от вырвавшегося на улицы хаоса, чтобы обратить внимание на трех всадников среди тысяч других.
Никто из троицы не знал местность так, как Шустрый, но путь до леса, граничившего с Йорлом, особых трудностей не должен был вызвать. После всадникам нужно будет найти способ безопасно пересечь реку и дальше скакать на юг до самого Чада. Теперь, когда группа резко уменьшилась, стоять в дозоре по ночам стало намного труднее — приходилось одновременно следить и за возможными неприятностями, и друг за другом. Особенно непросто Танкуилу было доверить свою жизнь Черному Шипу, но арбитр смирился с тем, что выбора у него нет, да и Шип уже не раз хорошо себя показал.
— Ты обещал все объяснить, если мы оба уцелеем, — напомнила Джеззет как раз тогда, когда мракоборец собирался спать.
Костер разводить они не стали, чтобы не привлекать внимание бандитов, которых в лесу хватало. Вся троица просто сидела кругом посреди небольшой рощи. Танкуил прислонился спиной к одному дереву, Черный Шип оперся на другое, не теряя бдительности, но тоже слушая. Джеззет села, скрестив ноги, на покрытую зеленым мхом землю и уставилась на арбитра.