Одну секунду Креол размышлял, не швырнуть ли Хану в лицо благовоние Зкауба, что пряталось на дне сумы, не выпрыгнуть ли вместе с Хе-Келем в окно… но тут же понял, что ничего это не даст. Джинны — не демоны, и неизвестно даже, подействует ли на них этот великий усмиритель, а даже если и подействует — что проку, когда вокруг столько слуг и стражников? Одного или двух Креол вызвал бы на бой без колебаний, но такую толпу… они же все маги, каждый из них!

И потому он просто предъявил Хубаксиса, с вызовом глядя на Великого Хана. Четырехрукий джинн сначала поглядел с недоумением… а потом потемнел от гнева. Сама кожа его сменила цвет, из синей стала лиловой, а потом почти черной. Великий Хан раздулся, вырос до потолка, его глаза побелели и стали извергать молнии, а ноги обернулись бушующим дымным столбом.

— ТЫ ПОПРАЛ МОЕ ГОСТЕПРИИМСТВО, О НИЧТОЖНЫЙ! — раздался громовой рев. — ЧТО ЖЕ ЗА КАРЫ Я ИЗМЫСЛЮ ДЛЯ ТЕБЯ?!

— Никаких, — сварливо сказал Креол, имевший об этом долгую беседу с Великой Гулой. — Согласно закону Бездымного Огня и Высшей Справедливости, джинн-раб служит только своему хозяину и не подчиняется воле Великого Хана. А я ничем тебя не оскорбил и не преступил законов Кафа, поэтому меня карать не за что.

Визирь Барахия подлетел к своему господину и зашептал тому на ухо. Креол смотрел на это с опаской, потому что законы законами, но сам бы он на месте Великого Хана растер бы в пыль всех, кто его злит.

В конце концов, он Великий Хан! Владыка целого мира, могущество которого многажды превосходит могущество шумерского императора! Было бы у Креола такое могущество, он бы убивал каждого, кто посмеет возразить!

— Я УБЬЮ КАЖДОГО, КТО ПОСМЕЕТ ВОЗРАЗИТЬ! — проревел Хан, словно подслушав мысли Креола. — Кроме тебя, Барахия, ибо ты воистину мудр и почтен.

Но древние чары Бездымного Огня оказались сильнее Великого Хана. Он что-то прикинул, о чем-то поразмыслил, прочитал длинный свиток, что поднес ему визирь, и неохотно сказал:

— Хорошо, да будет услышано всеми богами наверху и внизу, что Хубаксис ибн Касаритес аль-Кефар отныне раб мага Креола, а маг Креол уйдет отсюда живым и своими ногами, как и выкупленный им маг Хе-Кель. Пусть будет также услышано, что отныне позорный грех Хубаксиса ибн Касаритеса аль-Кефара лежит на маге Креоле, который добровольно взял его на себя.

— Я не брал на себя позорный грех! — рявкнул Креол.

— Поздно. Взял. Однако… я могу снять его с тебя. Отрекись от своего нового раба, и я награжу тебя сокровищами. Оставь его себе — и до конца жизни дрожи за свою шкуру!

Креол на мгновение задумался. Посмотрел на замершего в ужасе Хубаксиса. Как просто — всего лишь вернуть это бесполезное ничтожество, получить от умиротворенного Хана дары и больше не бояться, что тот однажды страшно отомстит.

Бояться. Креол Урский должен кого-то бояться?..

— Нет, — бросил маг. — Обойдусь без твоих сокровищ.

— Как знаешь, — процедил Великий Хан. — Уходи теперь, пока я сдержан. Однако помни, о смертный, что я не забуду твоего поступка. Клянусь Бездымным Огнем, что однажды испарю тебя, отродье глины!

Когда два мага вышли из врат Марибана, Хе-Кель поначалу молчал. Его все еще не оставляло напряжение, он все еще ждал, что вот-вот вслед ринутся ифриты, что Великий Хан прогремит, что передумал, и джинны разорвут их с Креолом в клочья. Но ничего подобного не происходило, и алхимик наконец облегченно выдохнул и с признательностью поглядел на спокойно шагающего рядом друга. Тот, кажется, вообще не взволновался из-за того, что явился в опасный, враждебный мир и едва тут не погиб.

— Креол, вот за что я тебя люблю — так это за твое бесстрашие, — сказал Хе-Кель. — Своей смертью ты не умрешь, но… спасибо, что вытащил. Я твой должник.

— Ага, — буркнул Креол, пытаясь оторвать голову орущему Хубаксису.

— Но… похоже, ты заполучил опасного врага, — тихо добавил Хе-Кель.

— Пусть встает в очередь, — угрюмо ответил Креол.

— Кстати, я удивлен, что у отца хватило денег на сосуд бесконечной воды, — заметил Хе-Кель. — Мы, конечно, богаты, но я помню, сколько Менгске за него требовал…

Креол ничего не ответил. На самом деле отец Хе-Келя вложил только половину запрошенного жадным содомитом Менгске. Вторую половину добавил сам Креол.

Но он скорее отрезал бы себе язык, чем кому-то об этом рассказал.

Гости в Шахшаноре

— Я велел принести измельченную полынь, — сказал Креол. — А это что?

— Лопух, хозяин, — признал очевидное Хубаксис.

— Ты два часа искал лопух. Зачем мне лопух, раб?

— Ну…

Креол спокойно ударил своего джинна жезлом. Тот заверещал от боли, но тут же смолк и выжидательно уставился — повелит ли хозяин все-таки принести полынь или обойдется лопухом? В его книге сказано, что лопух тоже годится, только зелье будет не такое насыщенное.

За четыре года в Шахшаноре Хубаксис привык быть рабом смертного, а Креол привык, что ему служит маленький надоедливый джинн. Толку от Хубаксиса было чуть больше, чем никакого, но он все-таки мог выполнять мелкие поручения, немного владел магией, да к тому же его можно было невозбранно колотить. Удары Креола не убивали его и даже не калечили, а иногда Креол подозревал, что джинну не особенно-то и больно. И поскольку теперь маг мог срывать злость на бессмертном, смертные рабы вздохнули с облегчением.

Мир смертных Хубаксису поначалу казался слишком темным и холодным, а его эфир — совсем обезманенным. Но он быстро привык и нашел свои прелести в том, чтобы быть единственным джинном среди краткоживущих существ, которые даже не способны летать. Одноглазый шалопай сразу повадился подглядывать за наложницами и рабынями Креола, а по ночам иногда летал в Ур, делая и там то же самое. Но Креола это не волновало, ибо джинны все весьма похотливы.

К удивлению Хубаксиса, его хозяин оказался очень сильным магом. Прежде джинн полагал, что все смертные ничто перед детьми Бездымного Огня, но оказалось, что не все, а только лишь большинство. И хотя Креол явно не мог сравниться с кем-нибудь из Величайших, что дремлют или медитируют в горах Кафа, большинству обычных шарифов он, пожалуй, сумеет наподдать, особенно с его-то навыками демонологии.

Именно демонологией Креол сейчас и занимался,