— Ма...

— Вики?

Генри окунулся в звук ее голоса. Селуччи встал на колени и прикоснулся ладонями к ее лицу. Огонь уже лизал фанерные щиты, которыми были заколочены окна; Майк не обращал на это внимания. Путь к двери оставался пока свободным. До тех пор, пока огонь не представлял непосредственной опасности, этим обстоятельством можно было пренебречь, сосредоточившись на более насущных проблемах. Отшлифованный металл стенок герметичного бокса отражал оранжевое сияние пламени, бушующего в комнате. В его свете Селуччи увидел, как дрогнули веки женщины — один раз, второй.

— Держись, Вики, мы доставим тебя в больницу. «Больница?» Ей хотелось сказать им, что это бессмысленно, но она была не в состоянии сделать это.

— Майкл...

Страдание в голосе детектива заставило гнев вампира отступить, и на его место пришла скорбь. Одной рукой продолжая сдавливать ногу Вики, другой он мягко дотронулся до плеча Селуччи.

— Мы уже не успеем этого сделать.

— Нет!

— Она умрет еще до того, как мы выберемся из здания.

— Нет!

— Я чувствую, как иссякает ее жизнь.

— А я говорю: НЕТ!

«Прислушайся к нему, Майк. Он прав». — Ей казалось, что она все еще дышит, но полной уверенности в этом не было.

— Черт побери, Вики, не умирай!

«О Господи, Майк, ну не надо плакать». Она думала, что больнее уже быть не может. Но ошиблась.

— Должно же быть что-то такое, что мы можем сделать!

Генри почувствовал, как его сердце сжимает ледяными тисками какая-то страшная сила.

— Нет. — Одно слово, три буквы, каким-то образом вместили все то, что он чувствовал.

Почувствовав звук страдания, столь же огромного, как его собственное, Селуччи взглянул вверх и встретился взглядом со светло-карими глазами, отблескивавшими золотом в свете зарева. В них мерцала истина, слишком горькая, чтобы ее можно было отвергнуть. Вики умирала.

«Мне холодно. Здесь совсем темно. И это так несправедливо. Теперь я могла бы сказать, что люблю тебя. Люблю вас обоих. Любви хватило бы, чтобы вернуть мою мать. Но не теперь... — Казалось, тело уже не было частью ее. Плоть окутывала ее, как плохо сшитый костюм. — Как глупо... Я уже ничего не чувствую. Меня засасывает. Это действительно засасывает. Я НЕ ХОЧУ УМИРАТЬ!»

Ее глаза внезапно раскрылись. Она видела, как над ней склонилась знакомая тень. Пальцы Вики дрогнули в попытке убрать с его лба непокорную прядь волос.

— Вики?

Она почерпнула из его близости достаточно сил, чтобы вымолвить единственное слово:

— Ген... ри.

Имя пронзило душу Селуччи, кромсая ее на куски. Ей нужен был Генри. Не он. Она хотела умереть на руках Генри. Майк прикусил губу, чтобы не застонать от боли, и попытался отвернуться. Но не смог этого сделать. Что-то в ее глазах удерживало его. Что-то настаивало, чтобы он понял.

Вики увидела, как внезапно на лице у него сверкнула белозубая улыбка, и унесла ее с собой во тьму. Она сделала все, что смогла. Остальное — в его руках.

Генри слышал свое имя и наклонился вперед, как только Селуччи поднял голову. И замер. Он ожидал увидеть на лице соперника боль, нанесенную выбором Вики, начертанную поверх боли, вызванной ее уходом. Он никак не ожидал увидеть на нем страстную безрассудную надежду.

— Обрати ее!

— Что ты сказал f — изумленно переспросил вампир.

— Ты слышал, что я сказал! — Майк потянулся через тело Вики и вцепился ему в грудь. — Обрати ее!

Обратить ее. Он совсем недавно поглощал ее кровь. И делал это же прошлой ночью. В его крови еще оставались довольно большое количество частиц крови Вики, чтобы ее организм мог усвоить его собственную, особенно если принимать во внимание то обстоятельство, что у нее самой крови оставалось слишком мало. Но, учитывая его состояние, уместно было задаться вопросом, имел ли он сам достаточно крови для них обоих?

Обратить ее. Если это произойдет, он ее утратит. Они будут вместе немногим больше года, и затем ее новая природа навсегда разведет их в разные стороны.

— Сделай это, — заклинал Селуччи. — Ведь это — ее единственный шанс.

Фицрой внезапно осознал, что его соперник не имеет ни малейшего представления о том, что означает обращение. Что он, судя по всему, верит в нечто совершенно противоречащее истине. Верит в то, что, если Вики будет обращена, она окажется утрачена для него навеки. Вампир прочел это на лице Селуччи. Он понял, что тот готов сдаться ему на любых условиях — ради жизни Вики.

«Ты думаешь, я буду победителем, смертный. Однако чудовищно ошибаешься. Если она умрет, мы оба потеряем ее. Но если я обращу Вики, я один ее утрачу».

— Генри... Прошу вас.

«И если этот человек в состоянии пожертвовать собой ради любви к ней, — размышлял Генри Фицрой, вампир, побочный сын Генриха VIII, — разве могу я ограничиться меньшим?» Его сердце дало ему единственный ответ.

Поднеся собственное запястье ко рту, Генри прокусил себе вену.

— Это может и не подействовать, — предупредил он, прижимая окровавленное запястье к ужасной ране на ноге женщины, заставляя поток своей крови служить в качестве преграды для ее собственной. Спустя мгновение он поднял руку и бросил Селуччи обратно его рубашку, и этим движением стряхнул с руки каплю крови, сверкнувшую в задымленном воздухе, словно отброшенный в сторону рубин. — Перевяжи рану. Как можно туже.

Селуччи выполнил все, что указал соперник, и увидел, как тот вскрыл швейцарским ножом Вики вену у себя под сердцем. Даже орудуя столь прозаическим инструментом, он соблюдал нечто похожее на древний ритуал, и Майк зачарованно следил, не в силах оторвать взгляда, как кровь вампира, почти черная на фоне алебастровой кожи, медленно заполняет надрез.

Осторожно обняв Вики за плечи, Фицрой поднял ее и прижал ее рот к своей груди. Жизнь в ней иссякала, словно отдаленный шепот; еще не мертвая, но уже находящаяся в шаге от смерти.

— Пей, Вики, — вдохнув нежный запах ее волос, приказал он, вложив всю силу, которая у него оставалась, в эти слова. — Пей, чтобы жить.

На мгновение вампир опасался, что она не сможет подчиниться ему, даже если захочет; затем губы ее раздвинулись, и она сделала глотательное движение. Интенсивность ее реакции захватила Фицроя врасплох. Он мог лишь неясно вспомнить, как это было, когда Аннабель давала ему насытиться собственной кровью. Теперь его охватило чувство невероятного экстаза, никоим образом не сравнимое с тем, прежним. Он покачнулся, обеими руками обхватил ее тело и закрыл глаза. Такого восторга было недостаточно, чтобы возместить утрату любимой, но, ей-богу, это хотя бы отчасти ее оправдывало.

В этой сцене было нечто столь чувственное и одновременно столь необычайно безгрешное, что Селуччи не мог оторвать от нее взгляд, даже если бы пожелал. Дело было вовсе не в том, что он этого не желал. Просто ему хотелось запечатлеть в памяти каждую секунду с Вики перед тем, как начнется его существование без нее.