— Я тоже боюсь, что Эанке не сама дошла до мысли завладеть кольцом Эрасти, хотя не знаю, как она могла связаться с кем-то чужим. Ведь Убежище потому и называется Убежищем, что о нем знают лишь избранные.

— Ох, Астен, Астен… Не зря люди говорят, что знают двое, знает свинья. Если я прихожу к тебе, а Эанке об этом не знает, почему ты должен знать, кто приходит к Эанке?

2228 год от В. И. 17-й день месяца Лебедя.

Таяна. Тисовая падь.

Дорога назад казалась бесконечной. Дело шло к вечеру, но немилосердное летнее солнце неистовствовало. Даже кузнечики и те притихли, утомленные жарой.

Холмы остались позади, и разомлевшая кавалькада медленно тащилась по слегка волнистой равнине. Рене ехал чуть впереди остальных, вполголоса беседуя с лейтенантом Рафалом. Молодой офицер Церковной Стражи толково и быстро рассказывал о том, чему оказался свидетелем. В отличие от близорукого и растерянного брата Парамона Рафал умел не только смотреть, но и видеть, почему, собственно говоря, и оказался в Таяне. Феликс и Роман обоснованно полагали, что Аррой должен узнать все.

Сам легат с наслажденьем пересел в удобную дорожную карету, которую покинул, чтоб достойным образом встретить таянцев. Разукрашенный мул, со спины которого брат Парамон торжественно приветствовал герцога, трусил сзади возка под бдительным оком румяного послушника. Пестрые одежды таянских нобилей перемешались с зелеными одеяниями клириков и черно-зелеными плащами Церковной Стражи.

«Серебряные» и эландцы, однако, держались несколько особняком, соблюдая походный порядок. Не то чтобы они чего-то опасались, просто воинам и в голову не приходило, что можно вести себя как-то иначе.

Это, собственно говоря, всех и спасло. И, разумеется, волчье чутье Рене Арроя. В лицо пахнуло долгожданной прохладой, кони оживились, бойко спускаясь в пологий овраг, заросший густым кустарником. Тисовая падь манила ласковой тенью, сладкими лесными ягодами, бессвязным говором быстрой и холодной, несмотря на иссушающую жару, речки Гражинки, торопящейся на встречу с Рысьвой.

Если бы Рене спросили, почему он приказал остановиться, он вряд ли смог бы объяснить. Его ум еще пытался разобраться в словах Эрасти Церны, а руки уже натягивали поводья. Люди и кони нехотя поворачивали назад. Многоцветная змея, пятясь задом, отползала от вожделенного укрытия.

Димон и два додекана «Серебряных» отреагировали сразу же, как заметили яростно машущую руку Рене. Воины выдвинулись вперед, оттесняя от оврага бестолково озирающихся по сторонам придворных. Опомнилась и Церковная Стража, довольно споро окружившая карету легата. Ланка, попросившая приезжего клирика о приватном разговоре, высунулась было наружу, но, увы. Несмотря на все протесты воинственной принцессы, чужие воины, твердо знавшие, что женщинам, особенно знатным, не место в схватке, не позволили девушке покинуть безопасное, с их точки зрения, убежище. Карета неуклюже развернулась и в окружении охраны отъехала на расстояние, показавшееся стражам подходящим.

Тисовая падь лежала впереди, такая уютная и тенистая. Сзади, в двух орах пути, рвались в небо Всадники Таяны. Впереди ждал отдых. Люди, раздосадованные и ничего не понимающие, настороженно смотрели на Рене Арроя. Герцог поискал глазами Ланку и, узнав, что она в карете легата, с облегчением вздохнул — воевать со строптивой девчонкой, наверняка бы сунувшейся в самое пекло, он хотел меньше всего.

Оглядев окруживших его офицеров, эландец бросил:

— Хотел бы я ошибиться, но, похоже, впереди — засада. Насколько мне помнится, чтобы перейти вброд Гражинку в другом месте со всей этой ордой, нужно потерять день.

— Полтора, — лаконично отозвался усатый «Серебряный».

— Тем более. Ночевать в степи глупо. Не думаю, чтоб в овраге засела целая армия, — откуда ей здесь взяться? Скорее всего, там отряд, ненамного превосходящий наш. Если вообще превосходящий. На неожиданность ставили, черти! Неожиданности не будет. «Если только не заявится Осенний Кошмар, — мелькнуло в голове, но адмирал быстро отогнал эту предательскую мысль. — Вряд ли чудище набросится среди бела дня на добрую сотню воинов». Почему-то Аррой был твердо уверен, что Олень и солнце — две вещи несовместные. Герцог тряхнул белой головой — эту привычку Счастливчика Рене когда-то знали во всех арцийских портах. Означал сей жест, что капитан принял решение и сбить его с курса теперь не смогут все Ортодоксы мира. Аррой вполголоса окликнул:

— Антал, — один из додеканов «Серебряных» вскинул голову, — позаимствуйте у придворных кавалеров плащи и шляпы. Спускаться вниз, громко разговаривая. Представьте, что вы — собравшиеся напиться из речки оболтусы. Диман, линию стрелков по краю оврага. Лошадей оставить. В эдакой чащобе от них одно расстройство. Спуск простой, без веревок обойдетесь.

Он сделал паузу, обводя взглядом лица воинов — все ли поняли?

— Первые двенадцать живо вниз. Позиция — вон на том уступе… «Придворные» — следом. Остальные — ждать! Сигнал — начало боя. Для охраны остальных должно хватить церковников.

— Если они еще не разучились драться, — буркнул Диман.

— Ну, все, други, — Рене усмехнулся, — если я ошибся, конец моему доброму имени.

Но он не ошибся. Чуть только «придворные» углубились в овраг настолько, чтоб путь назад стало можно отрезать, ловушка захлопнулась. Два огромных, оплетенных плющом ствола с тяжким кряхтеньем повалились, загородив дорогу, а из зарослей слитно ударили арбалеты. Будь атака неожиданной, немногие уцелели бы после первого залпа, но «Серебряные» бросились на землю, и тут же сверху по зарослям ударили пистоли и мушкеты эландцев. Некоторые пули, похоже, достигли цели, так как в ответ раздался низкий гневный вой. «Придворные» один за другим поднимались с земли, сбрасывая ненужные больше яркие плащи. Лежать остались лишь несколько то ли раненых, то ли убитых — смотреть было некогда. Но большинство не пострадало.

Не успел рассеяться пороховой дым, как стоящие в резерве, молча бросились вперед и вниз, прикрывая один другого.

Так они бегали сотни раз на учениях в Высоком Замке. Так их старшие братья бросались на укрывавшихся в западных лесах разбойников. Но разбойники, как правило, всеми способами старались избежать схватки с лучшими бойцами Таяны. Засевшие же в Тисовой пади сочли уместным принять бой, хотя он и начался совсем не так, как они рассчитывали.

Отведенные за ближайший пригорок церковники и придворные вытягивали шеи, пытаясь понять, что же делается в овраге. Здравый смысл подсказывал Рене оставаться в стороне от схватки. Логика настаивала, что, потерпев неудачу сначала с чудищем, а потом и с ядом, его недоброжелатели решили испробовать арбалеты. Они могли пожертвовать целым отрядом ради одной седой головы. Герцог должен был остаться наверху, ограничившись общим командованием, — он и остался бы, если бы не видел растерзанных Осенним Кошмаром, если бы не хоронил Иннокентия и Марко, не смотрел в глаза Стефану, не успокаивал плачущую Герику… Напряжение и горечь последних месяцев требовали выхода.