class="p1">– Что? – Она рассмеялась, делая глоток из своего стаканчика. – Он помогает мне таскать тяжести.

– Боже, Дафна… – Я отвернулась от нее.

Ее следующие слова утонули в раскатах фейерверка, и я наклонилась так, чтобы оказаться на одном уровне с тобой. Я не хотела смотреть на Дафну. Ты внимательно наблюдала за происходящим, приоткрыв рот от удивления, когда фейерверк взорвался в буйстве золотого и желтого цвета, но зажала уши руками, когда до нас докатился грохот.

– Слишком громко?

Ты покачала головой.

– Красиво.

Я игнорировала Дафну до конца шоу, даже не понимая, почему так обиделась на нее. Из ревности, потому что она флиртует с мужчиной? Или потому, что она казалась совершенно безразличной к тому, что Виктор может быть здесь и мне угрожает опасность? Когда она беспокоилась из-за Нила, я была рядом с ней. Я убила его ради нее. А в ответ она повела себя так, будто моя ситуация была просто комичным случаем.

Когда все закончилось, я сжала твою руку и повернулась, ожидая, что Дафна окажется позади нас. Но она ушла.

57

Роуз

Ночь костров, 1980 год

Я окинула взглядом поле в поисках Дафны. Она не могла уйти далеко. Я явно расстроила ее своей холодностью. Мы редко ссорились. У нас никогда не было поводов для ссор, пока мы жили с тобой в нашем маленьком безопасном доме. Даже когда над нами витал призрак Нила. Но теперь, когда поблизости мог оказаться Виктор, все изменилось. Я снова была в полной боевой готовности.

– Мамочка, я устала, – жаловалась ты, когда я быстрым шагом вела тебя через поле. Люди шли к выходу, и мы петляли среди них, ища Дафну, но при этом не забывая о Викторе. Ты все еще прихлебывала свой горячий шоколад, хотя мой стаканчик уже опустел.

– Извини, солнышко, но нам нужно как можно быстрее попасть домой, – сказала я, пытаясь скрыть страх в голосе. Почему Дафна ушла и оставила нас, если знала, что я боюсь Виктора?

Когда мы попытались покинуть поле, образовалась пробка: все пытались пройти через ворота одновременно, и нам ничего не оставалось, как остановиться и подождать. Я с тревогой огляделась вокруг: со всех сторон нас теснили люди, которые нетерпеливо притопывали ногами и громко жаловались на задержку. Я вглядывалась в каждое мужское лицо на тот случай, если это окажется Виктор, и крепко сжимала твою руку.

– Не отпускай, – сказала я тебе самым строгим тоном.

Наконец толпа поредела и хлынула вперед, и я вздохнула с облегчением, когда людей вокруг стало меньше – но, слава богу, еще достаточно, чтобы защитить нас, если Виктор все-таки появится.

Однако, пока мы шли по центральной улице и вверх по холму к Скелтон-Плейс, все остальные разошлись по своим домам, и мы остались вдвоем.

– Немного страшно, мамочка, – сказала ты, крепко сжав мою руку, и мое сердце оборвалось. Должно быть, ты ощутила мой страх, потому что обычно ты ничего не боялась. Ты широко раскрытыми, испуганными глазами смотрела на высокие изгороди и на лес, который окружал нас. Где-то далеко ухала сова.

– Это только кажется, что время позднее, потому что луна сегодня прячется за облаками, – сказала я, стараясь, чтобы мой голос звучал весело. – Сейчас всего восемь часов.

– Я устала.

– Мы почти дома; уже недалеко, только немного в гору. Хочешь покататься?

Ты охотно кивнула, и я наклонилась, чтобы дать тебе возможность забраться ко мне на спину. Ты обхватила меня своими маленькими ручками за шею, а я схватила тебя за лодыжки.

– Поехали! – воскликнула я и, изображая резвую лошадку, побежала трусцой вверх по склону, хотя мне казалось, что мои ноги вот-вот подломятся от усталости. Страх того, что Виктор может внезапно появиться из-за кустов, заряжал меня адреналином, позволяя идти дальше.

– Где Даффи? – спросила ты, когда показался коттедж. Мое сердце упало, когда я увидела, что в окнах нет света.

– Мы потеряли ее, – ответила я, мой голос звучал в темноте очень тихо. – Но не волнуйся, она придет.

Ты спрыгнула у меня со спины, когда я открывала входную дверь.

В коттедже было холодно, темно и пусто. Я почувствовала беспокойство, как будто кто-то вот-вот выскочит на меня. Включила свет в прихожей. Пальто Дафны на вешалке не было. Где же она сама? В голове у меня промелькнул образ ее и Шона, стоящих рядом, но я отогнала его.

Я включила весь свет внизу. Окна запотели. А что, если кто-то снаружи смотрит через стекло?

Я вздрогнула. Над головой затрещал фейерверк, заставив меня подскочить.

– Давай, Лолли, пойдем спать, – сказала я, взяла тебя за руку и повела наверх.

Я уложила тебя в кровать и стала читать тебе сказку, но ты уснула, не дослушав до конца. Тогда я поцеловала тебя в лоб и погладила твои прекрасные кудрявые волосы, убрав их с лица.

Новый шум снаружи заставил меня дернуться. На этот раз он не был похож на треск фейерверка.

Звук доносился из сада.

Осторожно встав с твоей кровати, я подошла к окну и чуть сдвинула в сторону розовую занавеску.

И замерла от испуга.

На моей лужайке стоял мужчина и смотрел на дом.

Это был Виктор.

58

Тео

– Понятно, – говорит Тео в трубку, глядя на Джен, которая сдвигает солнцезащитные очки поверх волос и вопросительно поднимает брови. Она лежит на шезлонге в их маленьком саду, вытянув перед собой босые ноги. – Так ему предъявили обвинение?

Он стоит на террасе, солнце бьет ему в затылок.

– И, – он понижает голос, – его перевели в Уэйкфилдскую тюрьму?

Французские окна, ведущие в гостиную-столовую, открыты, и Тео отходит в тень, опасаясь, что соседи могут его услышать. Пресса уже проявила бурный интерес к делу Кармайкла.

– Это так, – подтверждает Ральф, адвокат его отца. У него глубокий голос, и Тео воображает, что он из тех людей, которые наслаждаются хорошим вином и вечерами в опере, хотя Тео никогда с ним не встречался. – Из-за серьезности обвинений. Ему предстоит находиться под стражей до суда. Его обвиняют в убийстве, а также в сексуальном насилии.

– А что насчет мошенничества с оплодотворением? – У Тео все еще нет всех кусочков головоломки, только то, что им удалось собрать вместе из улик, найденных Саффи.

– Да, это тоже выглядит вероятным. Хотя это больше относится к серой зоне. Благодаря публикациям в прессе несколько женщин обратились в полицию. Он занимался этим годами.

Тео становится нехорошо. Те женские фотографии, которые он нашел в кабинете отца, были каталогом. Так Виктор Кармайкл мог вспомнить, кого именно он искусственно