Посещение школы, как нетрудно понять, для братьев Агобарда и Бегоарда (точнее, для Агобарда-Бегоарда) исключалось. И в прошлом для отпрысков аристократического рода фон Айнандтеров, как правило, нанимали домашних учителей и гувернанток, правда, с потерей прибалтийских владений финансовое положение семьи изменилось в худшую сторону, посему расходы пришлось урезать. В том числе и на домашних учителей. Однако структуры социальной помощи, общественные организации, различные благотворительные фонды не остались равнодушными к этому воистину феноменальному случаю патологии, и Агобард-Беогард имели возможность получить и начальное, и среднее гимназическое образование посредством оплаты всех связанных с этим расходов вышеуказанными организациями и фондами. Однако вскоре Бегоард выпал из образовательного процесса – физическое хирение повлияло на умственное развитие. Еще когда Агобард демонстрировал способности в процессе прохождения курса гимназии, этим случаем заинтересовался профессор Виндлох, случайно узнавший о существовании феномена в силу того, что сей феномен было крайне трудно держать в тайне. Стоило Агобарду выйти из дома в дождливую погоду, он вынужден был тащить на себе и укутанного в сшитый по особому заказу плащ братца. Две ноги братьев приходилось делить поровну на двоих, недоразвитая третья загибалась кверху и пристегивалась ремнем. Сначала Бегоард едва слышно пищал, повзрослев, уже нет.

Профессор Виндлох был частым гостем в доме фон Айнандтеров, находя этот случай и в медицинском, и, как он выражался, в «спиритуальном» аспекте весьма любопытным; нельзя отрицать и факт проявления со стороны Виндлоха чисто человеческой приязни, что, несомненно, способствовало становлению Агобарда как личности. Не будь профессора Виндлоха, вполне вероятно, что и Агобард превратился бы в точную копию своего перманентно дегенерировавшего братца Бегоарда. Именно профессор Виндлох позаботился о том, чтобы Агобард (ибо Бегоард к тому времени превратился ни больше ни меньше – в гипертрофированную бородавку на теле брата) сумел освоить единственную доступную в его положении профессию. У профессора Виндлоха были связи, связи повсюду. Мягко выражаясь, физический недостаток Агобарда следовало скрывать от глаз людских, в том числе и в профессиональной сфере, но «…где? – вопрошал профессор Виндлох родителей Агобарда-Бегоарда. – Где еще он вызовет минимум проблем, если не там, где сокрытие тайн – жизненная необходимость? Куда не проникают любопытные взоры извне? Где «скрываться» равнозначно понятию «жить и творить»?» – «Так где же, где?» – вопрошал отец. «Где? Где?» – вторила ему мать. «В секретной службе», – развеял сомнения профессор Виндлох, у которого были самые теплые, хоть и тайные отношения с Федеральной службой информации.

Так барон Агобард фон унд цу Айнандтер под псевдонимом «Айринг V 54 999» был включен в списки сотрудников вышеозначенного ведомства. Ему был поручен просмотр тайком доставленных в ФРГ советских и восточно-немецких периодических изданий, позже и другие задания, не связанные с появлением в общественных местах, переездами и т. п. Во время бесед с теми, кто не принадлежал к числу доверенных лиц ФСИ, «Айринг V 54 999» сидел перед портьерой, скрывавшей от посторонних глаз его брата Бегоарда.

Не только чувство благодарности связывало «Айринга V 54 999» все эти годы с профессором Виндлохом, именно он в молодости впрыснул Агобарду яд гностики, мистики, юнгианизма и тому подобного, и то, что выпавший на некоторое время из нашего поля зрения Ганс называл «религиозно-психологическим кружком», стало для Агобарда, пожалуй, единственной забавой во внеслужебное время. Здесь его никто не стеснял – ну разве что прилепившийся сбоку братец, – здесь ему не требовалось скрывать физическую ущербность. Напротив. Патология в этом кругу приравнивалась к незаурядности, и Странница с приходом сюда влюбилась по уши в самое странное и незаурядное создание из всех, когда-либо ею виденных, гордилась этой влюбленностью, выставляя ее напоказ, будто орденскую планку.

Когда Гансу через отца Странницы (сама она к тому времени уже не общалась с мужем) сообщили, что его супруга вознамерилась расстаться с ним, Ганса это не особенно удивило. Все шло к тому, ибо Странница считала ниже своего достоинства скрывать чувства к Агобарду. И когда Ганс в разгар конфликта со Странницей узнал, кто же ее избранник, а узнав, величал его не иначе как «тварью» или «созданием», хотя речь шла о любовнике его жены, он всерьез думал, что его супруга тронулась умом, и даже собирался проконсультироваться с адвокатом о судебном порядке объявления ее недееспособной. И вскоре совершил одну ошибку, о которой я упоминала выше. И его можно понять: он попытался найти то, чего не находил у Странницы – понимания и уважения, – у одной дамы, с которой не был скреплен брачными узами. Бездумное счастье так переполнило его, что он позабыл об элементарной осторожности. На чем и погорел.

Адвокат у Странницы был отменный. Дело рассматривалось еще во времена прежней совокупности правовых норм, связанных с расторжением брака. Адвокат Странницы посоветовал ей видимости ради вернуться к мужу. Тот ужо пару дней спустя выкинул ее вон. Теперь закон был на ее стороне. Странница отрицала наличие любовной связи с одним из сиамских близнецов, ее речь на процессе являла собой образец красноречия, а поведение внушало исключительно сочувствие. Странница явилась на процесс при большой черной шляпе, что навевало мысли о трауре по погибшему браку, жестикуляция ее была строго продумана – по этой части Страннице равных не было. И простодушный до кретинизма Ганс, у которого что на уме, то и на языке, на ее фоне производил весьма неблагоприятное впечатление. Судьи были околдованы исходившей от Странницы аурой. Естественно, Ганса признали виновным в адюльтере, брак был аннулирован, сын Гетц, к которому Ганс обращался только как к Готфриду, оставался с матерью.

Странница поставила целью пустить бывшего мужа по миру и с помощью хитроумных уловок адвоката почти своей цели достигла, однако снобизм перевесил – ей загорелось пробиться в баронессы, иными словами, стать законной супругой барона фон унд цу Айнандтера, в то же время, согласно неумолимому закону, с заключением этого брака Ганс автоматически освобождался от финансовых обязательств в отношении бывшей жены. Но не – пока, и именно сие «пока» сыграло печальную роль в этой истории – от таковых в отношении своего сына, что, впрочем, Гансу не было в тягость.

Не могу не упомянуть о заключении брака между Странницей и бароном фон унд цу Айнандтером. Свадебная церемония не давала возможности Бегоарду схорониться в рюкзаке, притороченном к спине Агобарда. Посему старый барон порекомендовал просто-напросто споить сотрудницу бюро записи актов гражданского состояния. Неразбавленным вином. Но тут ударилась в возражения баронесса, и по ее инициативе черный костюм напялили и на Бегоарда. Довод последнего: «Во время церемонии я просто прижмусь к нему покрепче, и никто ничего не заметит. А Странница прикроет меня букетом цветов, так что…» В общем, убедил.

Но все оказалось не так просто, свидетели жениха (профессор Виндлох) и невесты (до смеха глупая и поэтому безвредная подружка Странницы фрау Б. Хазенорль) располагались позади на некотором отдалении от счастливой пары, кроме того, там же стояли и остальные гости.