Анализ совокупных разведданных и официальных источников говорил о том, что в Германии кризисные явления начинали охватывать положение дел в оперативном управлении на советско-германском фронте – московском направлении; в кризисном положении оказалась германская разведка; назревал кризис военного планирования похода на Восток, а значит, Верховного военного командования. Начал давать о себе знать кризис экономики. Наконец, уже маячил кризис внешней политики Третьего рейха.

Январь 1942. Оперативный кризис на центральном участке советско-германского фронта. О растерянности на оперативном уровне и в германских военных верхах после неожиданного контрнаступления Красной армии под Москвой повествуют события в главном штабе ВВС в Берлине: «Речь идет о том, быть или не быть…»

И в этом штабе рода войск, и в сухопутных шла «дискуссия» в условиях, когда «отвечать на удар было нечем». В частности, обсуждался вопрос: отходить или не отходить? Штабы в Берлине не владели реалиями обстановки под Москвой и то ли не понимали, то ли не хотели верить, что отход вермахта произошел под давлением советских войск.

Германские войска были отброшены от Москвы на 120–300 километров. Наибольшего успеха удалось достигнуть в северо-западном направлении в результате нескольких операций на линии: Клин, Калинин, Тула, Калуга, Елец. Было освобождено 11 000 населенных пунктов.

И все это было совершено, не имея численного превосходства над противником. Даже в оборонительных боях в декабре 1941 – январе 1942 года германская группировка армий «Центр» имела превосходство перед войсками Калининского и Западного фронтов и правого крыла Юго-Западного фронта в живой силе – в 1,5 раза, по артиллерии – в 1,4, по танкам – в 1,6 раз. Лишь наша авиация имела численное превосходство (в 1,6 раза), но уступала по качеству типов самолетов.

И тогда?

Да, это была суворовская победа над высоко квалифицированными кадрами германской военной машины с прусским прошлым. Это была победа не числом, а умением!

Подводя итог Битве за Москву, французский военный историк генерал А. Гийом о военном оперативно-тактическом искусстве советского военного командования и стратегической заявке на будущее говорит так:

«Это не просто победа советских вооруженных сил, а “первый реванш” для всех стран, воевавших против гитлеровской Германии. Без подготовительной паузы, непосредственно после пятимесячных изнурительных боев, не имея общего превосходства в силах, советские войска на всех решающих направлениях предприняли контрнаступление, которое затем переросло в стратегическое наступление».

Июнь 1941 – январь 1942. Кризис германской разведки. Ряд факторов, влиявших на достоверность суждений об обстановке под Москвой, возглавил фактор провала действий германской разведки на советско-германском фронте к этому периоду Восточного похода.

К началу контрнаступления Красной армии список просчетов отдела «Иностранные армии Востока» разведуправления Генштаба германских войск выглядел так:

до войны был ошибочно определен советский военный и промышленный потенциал;

после 22 июня ошиблись в оценке возможности сопротивления советских войск;

не смогли правильно оценить размах партизанского движения в тылу немецких войск;

не предвидели стойкость советских войск в окружении.

Все это говорило о недостаточной наступательной концепции германской разведки, которая проявила слабость в вопросах предвидения и упреждения действий противника. И потому, пока германские войска наступали, эти просчеты, как фактор, перекрывались положительными факторами («вперед»). Но…

Когда советские войска сами пошли вперед, ошибки гитлеровского разведоргана оказались для германского военного командования роковыми.

Уже 22.07.1941 года генерал-квартирмейстер Вагнер сообщал из-под Смоленска начальнику Генштаба сухопутных войск Гальдеру: «…снабжение войск Бока не гарантировано – партизаны» (фон Бок – командующий группой армий «Центр», идущих на Москву).

На советско-германском фронте за годы войны советская госбезопасность – разведка и контрразведка – провела более 80 радиоигр дезинформационного характера. Вот как была воспринята германской стороной одна из таких акций.

В конце ноября разведуправление германского Генштаба с подачи отдела «Иностранные армии Востока» положило на стол Гитлеру «абсолютно достоверное» донесение немецкой агентурной разведки о якобы имевшем место выступлении маршала Тимошенко в ГКО:

«Тимошенко находит возможным сдать Москву;

с его слов, “Ставка считала так еще в октябре”; контрнаступление готовится у Ростова, а не под Москвой;

наступление под Москвой ожидается через 5–6 месяцев».

Указанные сведения германская разведка подготовила с оценкой: «Это – достоверная, беспристрастная и приличная информация».

И все же. В Генштабе вермахта накапливались сведения о положении в Красной армии. В совершенно секретной разведсводке отмечалось: «Боевая численность советских соединений сейчас слаба, оснащение тяжелым оружием и орудиями – недостаточное…», «…сколько-нибудь значительные сформированные соединения в настоящее время в резерве отсутствуют» (ноябрь 1941).

И вот вывод. 23.11.1941, дневник Гальдера: «Противник понес решительное поражение, и Россия как военная сила больше не представляет угрозы».

Это в дневнике, а в самом Генштабе? Подводя итог летне-осенней кампании, там было сделано общее заключение: «У советской стороны резервы отсутствуют», «боевые силы противника ослаблены решающим образом». И главный вывод: «Россию ожидает переход к позиционной войне».

А ведь германский Генеральный штаб по немецкой генеральской педантичной мерке в определенной степени был прав: силы растрачены? резервов нет? какое уж тут наступление? И наше военное командование в первых числах декабря, буквально за несколько дней до контрнаступления, еще не ставило перед собой такую задачу, ибо соотношение сил для наступления в классическом варианте требовало превосходства над противником в кратное число раз!

За день до контрнаступления Красной армии тот же отдел «Иностранные армии Востока» убеждал Генштаб вермахта: «Сила русских недостаточна для крупного наступления…» (04.12.1941).

Таким был итоговый вывод всего разведуправления германской стороны.

Во время Нюрнбергского процесса на допросе Кейтель, командующий вооруженными силами Третьего рейха, по поводу событий под Москвой с горечью заявил: «Русское наступление оказалось для нас полностью неожиданным; мы грубо просчитались при оценке резервов Красной Армии».

(Характерно: сведения о появлении некоторых резервов у русских в германский Генштаб поступали. Однако ни немецкие разведчики, ни военное командование не смогли уловить приближение самого серьезного с 22 июня перелома на советско-германском фронте, то есть под Москвой.