К Вадиму вернулась Анфиса, которая ненадолго отходила, чтобы поздороваться с многочисленными друзьями, толпившимися в комнатах мастерской Гилярова. Она тоже слышала декламацию стихов и улыбнулась, заметив на лице Вадима почти детскую растерянность.

— Вадька, ты, кажется, не ожидал здесь встретить настоящих поэтов, не боящихся публично высказывать своё мнение?

— Не ожидал, — признался беглец. — Это уж точно. Но я тоже с юношеских времён стихи пишу, ты же знаешь.

— Вот как? — поджала губы Анфиса. — Что ж ты до сих пор не прочитал ничего?

— Хочешь прямо сейчас услышать моё новое стихотворение, посвящённое нашему общему знакомому, Алёшке Гилярову? Я его написал только что.

— Ещё как хочу! — захлопала в ладоши Анфиса.

— Ну, так слушай:

Мир наполнен дыханием Горним,

воздух свеж и до одури чист.

Помогает мне справиться с горем

добродетельный не альтруист.

Он живёт и доподлинно знает,

как испить Благодати глоток,

и в уплату за землю желает

неба синего твёрдый кусок.

Ах, какая вокруг быстротечность,

суеты и страстей дребедень!

Мой помощник желает, конечно,

вечность хапнуть за нынешний день.

Мир по-прежнему весел, беспечен.

Воздух свеж и до одури чист.

Стал в России престижен и вечен

добродетельный не альтруист.

— Здорово! — обрадовалась Анфиса. — Тебя, я вижу, задели за живое финансовые происки художника. Так прочитай это перед всеми.

— Неужели в Москве можно теперь высказывать своё мнение прилюдно?

— Не всем и не всегда. Я был рядом, когда вы разговаривали с Алексеем, — услышал Вадим из-за спины. — Знаете, мне ваш приём невинной язвительности понравился, как и стихи, прочтённые вами. Хотя Гиляров вряд ли поймёт вас.

Вадим обернулся. Сзади стоял парень и держал в руках картину в раме. Вадим не успел ещё разглядеть полотно, однако понял, что парень был скорее всего художником.

— Вы принесли сюда картину? — на всякий случай спросил Вадим. — Можно посмотреть?

Художник развернул картину к Вадиму, и тот с удивлением стал вглядываться в изображённый пейзаж. Там на берегах тёмной, но игравшей блёстками речки раскинулись два берега. Только левый был пронизан лучами летнего солнца, а правый расплывался под струями надвигавшегося ливня. Далеко, на излучине, горел костёр, будто приглашая погреться, если путник попал на дождливый берег.

— Это не выдумка, — пояснил художник. — Я действительно видел такое на Валдае.

— Фантастика! — восхищённо посмотрел на живописца Вадим. — Признаюсь, ни разу в жизни не встречал ещё художника, который на одном полотне сразу смог изобразить всю сущность человеческой души. У вас это здорово получилось!

— Спасибо, — улыбнулся художник. — Но я тоже впервые вижу зрителя, который так искренне умеет удивляться. Хотите, я подарю вам полотно?

— Мне?!

— Вам, вам. По крайней мере, я буду уверен, что одна из моих работ доставляет кому-то радость. Ведь человек приходит в этот мир, чтобы научиться дарить радость окружающим, а не тратить жизнь на то, чтобы отнять и разделить. Согласны?

— Ещё как! — кивнул Вадим. — Как вас зовут?

— Андрей. Андрей Ковалевский.

— А я Вадим. Можете называть меня беглецом из Кандагара.

— Послушайте, это не о вас ли рассказывал Гиляров? — глаза Андрея вспыхнули любопытством. — Он не единожды вспоминал о братьях, с которыми ему удалось живым выбраться из Афганистана.

— Да, это я, — признался Вадим. — Только брата моего подстрелили пограничники при переходе через кордон. Но это было давно. Лучше скажите, часто здесь Алексей устраивает вечеринки?

— Не очень, — поджал губы Андрей. — Но к нему приходят многие, потому что сейчас в городе опять недолюбливают творческие сборища.

— Кто недолюбливает?

— Как кто? — удивился Андрей. — Власть имущие. Вероятно, народом управлять гораздо проще, когда человек, кроме работы на хозяина, больше ни о чём не задумывается. А тут творческие личности! Вот, например, поэта, который недавно прочитал стихотворение про Русь-бедолагу, только что вывели на улицу какие-то чужие люди.

— Как?! — воскликнул Вадим.

Услышанное прозвучало для него как выстрел. Опасность! Да! Опасность поджидала везде в этом фальшивом мире.

— Так, Анфиса, — понизил голос Вадим. — Похоже, тут нам нечего делать.

— Может, задержимся немного? — спросила девушка. — Я тебе хотела показать ту дамочку, которая выгнала поэта из собственной квартиры. Кстати, это он сейчас выступал.

— И такие дамы здесь тоже показываются?

— Ещё как! — кивнула Анфиса. — А вон она!

Анфиса указала на пожилую женщину в толпе творческих личностей. Когда та обернулась в сторону Вадима, он с интересом взглянул ей в глаза. За плечами беглеца были Советская Армия, Афганистан, блуждания по Бурятии и Дальнему Востоку. За время своей сложной жизни он не раз попадал в критические ситуации, когда смерть заглядывала ему в лицо глазами противника, но ни у кого никогда ещё он не встречал таких пустых, как бездонные провалы, глаз. Казалось, стоит этой женщине посмотреть на человека, и тот сразу же превратится в камень. От этого ощущения Вадима даже передёрнуло.

— Мне кажется, это настоящая ведьма, — прошептал он. — Правду говорят, что когда человек идёт в церковь, то и дьявол рядом семенит, чтобы не допустить человека к молитве. Так и тут: собираются творцы, чтобы поделиться с ближним радостью. Но дьявол обязательно подсылает своих верных слуг, потому как нечего радоваться, если не хочешь эту радость отнять у кого-нибудь. Ладно, идём. Давай мне картину.

Но на этом приключения беглеца из Кандагара и Анфисы не кончились. Не успели они выйти на улицу, как двери соседнего подъезда открылись, и двое в штатском вытащили во двор поэта, который читал стихи в мастерской Гилярова, со скрученными назад руками. Молодцев из определённых государственных структур всегда можно было распознать по их повадкам и внешнему виду. Но что они делали с ним в подъезде?! И что им сделал поэт?!

Меж тем отморозки протащили несчастного мимо Вадима и Анфисы к стоявшему тут же микроавтобусу и швырнули внутрь. Из того же подъезда появился ещё один гражданский, но с выправкой военного. Он прошёл мимо застывшей парочки к тому же микроавтобусу и вполголоса принялся отдавать какие-то приказания стоявшим там подчинённым.

— Погиб поэт, невольник чести! Пал, оклеветанный молвой! — громкий голос Вадима как предупредительный выстрел подействовал на тех, кому следовало по долгу службы отвезти поэта куда надо и разобраться с ним где надо.