– Так вы хотите получить этого человека?

– Предлагаете сделку? А что взамен?

– Встреча, о которой я говорил.

– За одного флоринианца-убийцу? И речи быть не может.

– Способ, каким старосте удалось уйти от вас, весьма любопытен. Вас бы он заинтересовал…

Юнц ходил из угла в угол, покачивая головой. Давно наступила ночь. Неплохо было бы лечь спать, но профессор знал, что без сомнина не уснет.

– Я мог пригрозить ему вторжением, как советовал Стин, – рассказывал Абель, – но это было бы опасно: риск огромен, а результаты ненадежны. До тех пор, пока староста не оказался у нас, я не видел альтернативы политике невмешательства.

– Нет! Нельзя было сидеть сложа руки. – Юнц яростно затряс головой. – Хотя это все-таки шантаж чистой воды.

– Шантаж. И что с того? Как бы вы поступили на моем месте?

– Точно так же. Я не ханжа, Абель. Вернее, пытаюсь его в себе изжить. Я не осуждаю ваши методы – учитывая, что собираюсь воспользоваться их результатами. И все же эта девушка…

– Не пострадает, если Файф выполнит свою часть сделки.

– Мне ее жаль. Я презираю саркскую аристократию за то, как она поступает с Флориной, и все же мне жалко девочку.

– По-человечески? И мне жалко. Однако ответственность за случившееся целиком лежит на Сарке. Послушайте, дружище, вы когда-нибудь целовались с девчонкой в наземной машине?

– Еще бы, – губы Юнца тронула улыбка.

– Я тоже. Пусть и намного, намного раньше вашего. Моя старшая дочь, вероятно, сейчас как раз обретает подобный опыт. По крайней мере, я бы не удивился. Что такое украденный в машине поцелуй, если не выражение самых естественных эмоций в галактике? Послушайте меня, Юнц. Возьмем любую девушку из высшего общества, которая по ошибке оказывается в одной машине с молодым человеком, пусть даже преступником. Он пользуется ситуацией и целует ее. Поддается порыву и не спрашивает согласия девицы. Что должны чувствовать она и ее отец? Огорчение? Может быть. Раздражение? Разумеется. Злость? Обиду? Унижение? Да, да и еще раз да. Но бесчестие? Вздор! Во всяком случае, не настолько, чтобы ставить под угрозу важные государственные дела, стремясь избежать огласки. Ситуация, подобная нашей, могла произойти только на Сарке. Госпожа Сэмия не виновна ни в чем, кроме своенравия и некоторой наивности. Уверен, ей уже случалось целоваться. Сколько бы поцелуев она ни раздала, никто не посмотрит на нее косо. Если, конечно, она не целуется с флоринианцем. Однако именно это с Сэмией и произошло. Неважно, что она не знала, кого целует. Неважно, что он действовал силой. Если мы опубликуем фотографии госпожи Сэмии в объятиях флоринианца, это разрушит ее жизнь и жизнь ее отца. Я видел лицо Файфа, когда он смотрел на снимки. Доказать, что в машине был флоринианец, невозможно. Какой-то парень в саркской одежде. Светлокожий – да, ну и что? Тем не менее Файф понимает, что слухам с удовольствием поверят любители «жареного», фотографии станут для них неопровержимой уликой, а политические враги Файфа постараются извлечь из скандала максимум прибыли. Вы назовете это шантажом, Юнц, и будете правы, но подобный шантаж не сработал бы ни на какой другой планете во всей галактике. Уязвимость саркской социальной системы дала нам оружие, и я не жалею, что им воспользовался.

– До чего вы хоть договорились? – вздохнул Юнц.

– Мы встречаемся завтра в полдень.

– А ультиматум?

– Отложен на неопределенный срок. Я лично отправлюсь к Файфу.

– Стоит ли рисковать?

– Не так уж я и рискую. Будут свидетели. К тому же мне не терпится побывать во плоти в обществе вашего сотрудника, которого вы так долго искали.

– А как же я? – вскинулся Юнц. – Мне можно с вами?

– Разумеется. Мы еще пригласим старосту, который поможет опознать пространственного аналитика. Ну, и Стин, конечно, тоже будет с нами. Однако вы все воспользуетесь трименсиональной персонификацией.

– Спасибо.

Транторский посол подавил зевок и посмотрел на Юнца слезящимися глазами.

– А теперь, с вашего позволения, мне пора спать. Еще одной дозы антисомнина мое дряхлое тело не выдержит, я не сплю уже вторые сутки.

Благодаря достижениям трименсиональной персонификации важные встречи редко проводились лицом к лицу. В физическом присутствии старого посла Файф находил нечто непристойное. Нельзя было сказать, потемнел ли смуглый нобиль лицом, однако морщины выдавали молчаливый гнев.

Файфу приходилось молчать. Говорить было нечего. Оставалось лишь мрачно сверлить взглядом людей, оказавшихся перед ним.

Абель. Плюгавый старикашка, маразматик, за спиной которого – миллион планет.

Юнц. Чернокожий упрямец с буйной шевелюрой, источник всех нынешних бед.

Стин. Предатель! Даже в глаза Файфу боится взглянуть.

Староста. Смотреть на флоринианца было труднее всего. Туземец, обесчестивший его дочь своим прикосновением, оставался под защитой стен посольства. Будь Файф теперь один, он бы изо всех сил грохнул кулаком по столу. Однако его лицо должно было оставаться бесстрастным, хотя внутри все бурлило от гнева.

Если бы Сэмия не… Ладно, что уж теперь об этом. Он сам потакал ее своеволию, винить теперь надо лишь себя самого. Дочь не стала ни извиняться, ни оправдываться. Честно рассказала, как пыталась поиграть в галактическую шпионку и чем все закончилось. Без утайки поведала о своем горьком позоре, надеясь на отцовское понимание. И она его получит. Получит, пусть даже ему придется разрушить все то, что он с таким трудом создавал.

– К этой встрече меня принудили. Не вижу надобности что-нибудь говорить. Я здесь, чтобы слушать, – произнес Файф.

– Кажется, Стин хочет вам что-то сказать, – ответил Абель.

Взгляд Файфа налился презрением. Заметив это, Стин взвился как ужаленный:

– Вы сами заставили меня переметнуться к Трантору, Файф! Нарушили принципы автономии. Право слово, неужели вы рассчитывали, что я это стерплю?

Файф промолчал. Абель, не без толики презрения, оборвал Стина:

– К делу, Стин. Вы утверждали, вам есть что сказать? Вот и говорите.

– И скажу! – На желтоватых щеках Стина выступил нездоровый румянец. – Я не претендую на лавры великого детектива, каким себя воображает Файф, но мозги у меня на месте. Да, на месте. И думать я умею. Вчера Файф рассказал нам байку о таинственном предателе, которого он именовал Иксом. Однако я ни на минуту ему не поверил. Вся эта история понадобилась для того, чтобы объявить чрезвычайное положение. Меня не одурачишь.

– То есть никакого Икса нет? – спокойно спросил Файф. – Зачем же тогда вы удрали? Беглец сам расписывается в своей вине.

– Да ну? Право слово! – вскричал Стин. – Я бежал из горящего здания, пусть даже огонь зажег кто-то другой.