Вследствие простоты магнитофонной записи возрос объем магнитиздата, отчасти превзошедшего объемами самиздат; правда, содержание звуковых текстов было не столь оппозиционным – песни, точнее, бардовские сочинения, преимущественно лирические, исполнялись самими поэтами, аккомпанировавшими себе на гитаре. Эти песни слушали в компаниях друзей поздними вечерами в тесных, прокуренных комнатах. Как и в случае с самиздатом, антиофициальность произведений и обстановка, в которой происходило прослушивание, придавали этим вечерам особую притягательность.

Типичным представителем бардовского движения был Александр Галич. Родился он в 1918 году, стихи начал писать в юношеском возрасте, затем стал актером. В начале карьеры, во время войны, выступал перед солдатами; позднее успешно зарекомендовал себя как драматург и даже разбогател. Но, как это часто бывало, разочаровался в советской власти после «секретного» доклада Хрущева, и его стихи приобрели оппозиционный характер; в результате в 1968 году Галичу запретили публичные выступления, а в 1971-м прежде успешного драматурга и сценариста исключили из Союза писателей.

Одну из своих песен Галич назвал «Желание славы». Это – песня внутри песни, в ней музыкант играет в квартире для друзей. Музыкант рассказывает историю, напоминающую «Раковый корпус» Солженицына: бывший тюремный надзиратель и бывший заключенный вместе медленно умирают в больнице: «Вертухай и бывший номер такой-то, / Нам теперь невмоготу друг без друга, / И толкуем мы о разном и ясном, / О больнице и о больничном начальстве, / Отдаем предпочтение язвам… / И сказал он, приподнявшись на локте: / «Жаль я, сука, не добил тебя в Вятке! / Больно ловки вы, зэка, больно ловки!» Надзиратель умирает первым; а в это время в далекой заснеженной Москве сын тюремщика провожает домой дочь заключенного. Затем Галич снова переходит к сцене в квартире; песня внутри песни заканчивается, гости на какое-то мгновение замолкают и снова пьют. «Наружная» песня заканчивается словами: «Сосед-стукач за стенкою прячет свой магнитофон».

У Галича были и легкомысленные песни, например, «Красный треугольник». Пока партийная дама ездила за рубеж, муж, работавший на той же фабрике, ей изменил. Уличенный в преступлении, он просит прощения, а жена «как закричит, вся стала черная: / «Я на слезы на твои – ноль внимания, / И ты мне Лазаря не пой, я ученая, / Ты людям все расскажи на собрании!» После обсуждения политической обстановки в Гане коллеги приступают к изучению матримониальных проблем, и муж во всем сознается: «И в моральном, говорю, моем облике / Есть растленное влияние Запада, / Но живем ведь, говорю, не на облаке, / Это ж просто, говорю, соль без запаха». Под конец собрание выносит преступнику строгий выговор и приказывает семейной паре примириться, что они и делают. «И пошли мы с ней вдвоем, как по облаку, / И пришли мы с ней в «Пекин» рука об руку, / Она выпила «Дюрсо», а я «Перцовую» / За советскую семью образцовую».

Коммунистическая партия в целом воспринимала магнитиздат не столь серьезно, как самиздат. Обыскав дом, милиция обычно возвращала магнитофонные записи и забирала самиздат. «Голоса» обращали на это внимание: «Радио Свобода» посвящало магнитиздату, доставленному контрабандой туристами и эмигрантами, несколько программ в неделю. Правда, к Галичу власти относились предельно сурово: в 1974 году ему дали всего двадцать четыре часа на сборы и выслали из Советского Союза. На следующий год в парижской квартире его ударило током, когда он включал в розетку новый магнитофон. Французская полиция сказала, что это – несчастный случай, но многие жители СССР сомневались в вердикте.

В какой мере магнитиздат содействовал развалу СССР, можно только догадываться, однако не следует принижать силу поэзии и музыки. Знакомый из Восточной Германии так объяснил причину своего разочарования в коммунизме: его родители, греческие коммунисты, в конце сороковых годов вынуждены были бежать с родины, и он поехал вместе с ними в Восточную Германию, где вырос убежденным социалистом и выучился на журналиста. В Восточной Германии никто не препятствовал слушать радио и смотреть телевидение Западной Германии, и мой знакомый, еще будучи молодым человеком, пристрастился к музыке капиталистических стран. Особенно покорила его песня «Битлз» «Вместе», и он часто ее слушал – ловил целую неделю, чтобы услышать по радио. Однажды он спросил себя: «А почему коммунисты запрещают слушать простой рок-н-ролл?» В тот день в Восточной Германии стало на одного марксиста меньше.

В семидесятых годах влияние самиздата росло, он распространялся в Венгрии, Польше и Чехословакии, где ему придали более изощренную форму, невозможную в тоталитарном и отсталом Советском Союзе. Польские диссиденты имели доступ к печатным станкам, даже организовали страховой фонд, оплачивавший потери, когда полиция конфисковывала материалы и оборудование.

Из-за территориальной близости к Западу полякам было легче настраиваться на «голоса». В начале 1980-х годов США в соответствии с Директивой национальной безопасности, разработанной в администрации Рональда Рейгана, контрабандным путем переправили в Польшу партию миниатюрных коротковолновых приемников. Один такой приемник «поселился» в уникальном месте – экстравагантной бороде посаженного в тюрьму диссидента Александра Малаховского, который тут же настроил аппарат на волну Би-би-си. Лех Валенса тоже умудрился слушать радио во время своего заключения в 1981–1982 годах. Навещавшая его жена вспоминала:

Я удивилась тому, что у Леха есть приемник, по которому он слушает радио Запада на польском языке. Он постоянно слушал «Свободную Европу», «Голос Америки», Би-би-си и доводил этим охрану буквально до сумасшествия. Однажды они заявили, что приемник сломался… Один охранник жаловался, что заработал мигрень. Лех целый день крутил ручку радиоприемника.

Надзиратели покопались в приемнике и убрали возможность слушать вещание в коротковолновом диапазоне, но они забыли, что Валенса – профессиональный электрик. Вскоре он снова слушал иностранное вещание, теперь уже на длинных волнах. А потом ему подарили один из миниатюрных рейгановских коротковолновых приемников.

Активно слушая радио, чехи столь же активно читали самиздат. Причинами успеха диссидентов в стране стали три события: «пражская весна», подавленная в августе 1968 года вторжением в Чехословакию советских войск; Хельсинкское соглашение, подписанное в августе 1975 года; и, как ни удивительно, скандал, разразившийся на музыкальном фестивале 1976 года (так называемая «свадьба Магора»), на котором выступали музыканты рок-группы «Plastic People of the Universe».

Пятого января 1968 года к власти в Чехословакии пришел реформатор Александр Дубчек. Он сразу же ликвидировал большинство ограничений на свободу передвижения, свободу слова, политическую активность и даже пообещал ввести многопартийную демократию. Глава советского КГБ Юрий Андропов, не забывший своего посольского опыта в Будапеште 1956 года, обвинил Дубчека (заодно с ЦРУ и НАТО) в заговоре против социализма, и в августе 1968 года советские войска вторглись в Чехословакию. Дубчек лишился своего поста и был отправлен послом в Турцию.

Вторжение вызвало протест в различных формах, особенно запомнилось самосожжение на Вацлавской площади студента Карлова университета Яна Палаха, которое произошло в начале 1969 года. Примерно в это же время начала выступать с концертами чешская рок-группа «Plastic People». Поначалу группа подражала психоделической западной музыке, но вскоре репертуар пополнился композициями религиозного и социального содержания, что вызвало недовольство властей.