Так что пока Хансон одевала Оливию, а затем закалывала и завивала ей волосы, она рассказала Элизабет все – точнее, бо́льшую часть правды. Оливия не стала упоминать бутылок, книг, пистолетов и библиотеку, но под конец Элизабет весьма скептически взглянула в ее глаза в зеркальном отражении.

– Дай-ка мне это! – сказала Элизабет Хансон. Отодвинув горничную в сторону, Элизабет приблизилась к Оливии, чтобы своими руками приколоть к ее прическе цветы апельсинового дерева. Как только цветы были пристроены на макушке и крепко закреплены шпильками – лишь пара уколов шпильками в голову испортили выступление Элизабет в роли горничной, – она уселась на табурет рядом с Оливией. – Ну а теперь, полагаю, ты можешь рассказать мне, как все было на самом деле? – спросила Элизабет. – Майкл услышал о двоеженстве Бертрама от Аластера, но почему же ты убежала, не сказав ни слова?

Оливия медленно повернулась – не только потому, что именно этого мгновения она боялась, а еще и по той причине, что платье из кремовой шелковой парчи было гораздо тяжелее тех нарядов, которые она привыкла носить.

– Мне так жаль, – приглушенным голосом произнесла она. – Я… – Оливия почувствовала, что ее лицо алеет. – Я сходила с ума от охватившей меня паники, я не ждала, что вы меня простите, но…

Элизабет ласково прикоснулась к ее запястью.

– Мейдер… О, прошу прощения, Холлидей! – Она засмеялась. – Я буду называть тебя Оливией, ведь мы же теперь сестры. – Ее брови приподнялись, выдавая крайнее, но молчаливое изумление, которое, правда, смягчала улыбка. – Я никогда, ни на мгновение не усомнилась в том, что у тебя была причина взять эти письма. Но, надеюсь, ты достаточно хорошо меня знаешь, чтобы понять, что я помогла бы тебе. Или это не так?

Оливия почувствовала, что ее глаза наполняются слезами, и быстро заморгала.

– Да… Я должна была так поступить. Но Бертрам… – Она прерывисто вздохнула. – Я не хотела навлекать на вас неприятности, мэм.

Элизабет поморщилась.

– Вот что, сестры никогда не называют друг друга «мэм». – На ее губах появилась озорная усмешка. – Но я надеюсь, ты чувствуешь себя достаточно свободной, чтобы навлечь неприятности хотя бы на Марвика? Не могу сказать, что он из самых легких для брака людей. – Она насмешливо пожала плечами. – Но он, конечно, в состоянии справиться с несколькими мерзавцами. Скажи… ты уверена, что не хочешь все изменить? Мы могли бы сбежать в Ватерлоо! Знаешь, сбежать никогда не поздно!

Оливия улыбнулась.

– А ведь он довольно грозен, не правда ли? По крайней мере на первый взгляд. Но я верю, что это – часть его обаяния.

– Хм! – Элизабет оглядела ее. – Очень хорошо, давай останемся. Но я должна спросить: ты ведь видела утренние газеты?

Оливия кивнула. Новость об отставке Бертрама была на первой полосе – вместе с информацией о том, что его видели на пароходе, отправлявшемся в Нью-Йорк.

– Да. Это неудивительно.

Элизабет помолчала.

– Это даст журналистам тему для обсуждения по крайней мере на неделю. Но ты должна знать… это всего лишь дело времени, все остальное тоже попадет в газеты. Редакторы ломают головы над тем, как напечатать эти письма, обойдя законы о запрете на публикации всяких непристойностей.

Оливия села.

– Мы к этому готовы, – спокойно промолвила она.

– Но разве ты не боишься, – осторожно спросила Элизабет, – что все это эхом отразится на тебе? На вас обоих?

Оливия пожала плечами. Аластер нарочно вчера посетил клуб. И никто, сказал он, никто не посмел не посмотреть ему в глаза.

– Джентльмен, который с готовностью распространил письма, выдающие в нем рогоносца, способен на все. С таким человеком не станут вести двойную игру.

Кивнув, Элизабет нахмурилась.

– Да, я уверена, что Марвик без проблем вернется в политику. Но вот как на все это отреагирует общество, моя дорогая… На тебя будут устремлены миллионы взглядов! По крайней мере некоторое время. Я сделаю все, чтобы облегчить твое положение, но, конечно, сейчас не самое лучшее время объявлять о вашей свадьбе…

Оливия засмеялась.

– Вы хотите сказать, что люди будут судачить? Что они будут глазеть на меня и шептаться у меня за спиной? Да они в любом случае будут это делать. В глазах света я – незаконнорожденная, женщина, работавшая служанкой. Наш брак – это мезальянс. Люди все равно будут сплетничать о нас.

– И ты сможешь это перенести? – Элизабет помолчала. – Я сталкивалась с вниманием такого рода. Очень тяжело выносить на себе взгляды…

Оливия с улыбкой повторила ей слова, сказанные Аластером накануне:

– Важно только то, как мы с ним будем смотреть друг на друга. Как я буду смотреть на него. – Покраснев, она опустила глаза на свои руки, на жемчужный браслет, который он ей подарил. А ведь Аластер прав, только сейчас пришло ей в голову: цвет жемчуга действительно подходит к цвету ее кожи.

– Что ж… – Элизабет выпрямилась – похоже, слова Оливии произвели на нее впечатление. – Я и не догадывалась, что скандалы в твоем вкусе, дорогая. – Она усмехнулась. – Но я помнила, как хорошо ты выглядишь, когда тебя приводят в порядок. – Взмахом руки она подняла Оливию и повернула ее за плечи к зеркалу. Они вместе смотрели на ее отражение.

Оливия едва узнавала себя – сияющую, светящуюся. Блестящая кремовая парча придавала розовый оттенок ее бледной коже, подчеркивала цвет огненных волос.

И теперь Оливия знала, что такое чувствовать себя красивой. Примерно так же она чувствовала себя, когда на нее смотрел Аластер. Она наконец увидела в зеркале то, что отражалось в его глазах.

– Пойдем? – тихо спросила Оливия. Внезапно она поняла, что не может больше ждать.

Рука об руку они с Элизабет спустились по парадной лестнице. Слуги выстроились в ряд, чтобы поглазеть на нее, и она почти не позволяла себе смотреть на их лица, опасаясь того, что что-то может испортить это мгновение. Им было неловко, неудобно снова принимать ее, но уже не как одну из них, а как будущую хозяйку.

Однако Оливия успокоила себя, потому что Элизабет права: в ближайшие дни, пока скандал не затихнет, ей понадобится вся ее смелость. Но у Оливии не было в ней недостатка. Влиятельный человек убедил ее в этом. И вот теперь настало время для практики.

Но, подняв глаза, Оливия увидела только улыбки и приветливые кивки – лишь Викерз нахмурился и опустил голову, когда она встретилась с ним глазами. Посмотрев мимо него, Оливия увидела сияющую кухарку, которая держала в руках корзину и чуть наклонила ее набок, чтобы показать…

Удивившись, Оливия остановилась. Почему это кухарка показывает ей кучу грязи?

Кухарка приподняла одну бровь.

– Трюфели, – выразительно произнесла она. – Для вашего свадебного завтрака, мэм.

И вдруг Оливия вспомнила похожую корзину с грязью, которую она видела когда-то в кухне. Она приняла эту грязь за часть отбросов, которые не вынесли из неприбранной кухни.